Бенджамин Франклин. Биография

В массовом сознании Франклин воспринимается скорее как забавник, а не глубокий мыслитель, вызывавший восхищение Юма, или политический махинатор, бесконечно раздражавший Адамса. В эпоху, которая временами была бедна идеями и событиями, зато наполнена флиртом и ничем не скованным предпринимательством, Франклин считался непревзойденным остроумцем. Он представлялся веселым распутником, как бы между прочим занимавшимся государственными делами (как, например, в таких пьесах, как «1776» и «Бен Франклин в Париже»^{93}), искрометным старым оратором, способным рассуждать на любые темы — от выпечки печенья до управления паевыми фондами, — и гениальным мудрецом, чьи поговорки призваны скорее развлекать, чем устрашать амбициозных молодых работников.

«Сегодня мы знаем Бенджамина Франклина преимущественно по его старому рекламному образу: старик в бриджах, в длинном пальто, в очках, с лысой макушкой и длинными волосами — фанатик, безрассудно увлеченный запуском воздушных змеев в грозовые облака, — писал историк Алан Тейлор. — Он больше не вызывает ни споров, ни низкопоклонства — только смех. Мы лишь смутно ощущаем его важность для XIX и начала XX века как образцового выразителя ценностей американского среднего класса»[639].

Для социолога Дэвида Брукса успокоительная версия образа Франклина воплощает и предпринимательский, и моральный настрой Америки начала XXI века. Он был одной из тех исторических фигур из американского Пантеона, пишет Брукс, «которые мгновенно почувствовали бы себя в офис-парке как дома».

Он, вероятно, присоединился бы к хору энтузиастов современных технологий, утверждающих, будто интернет и новейшие биотехнологии чудесным образом изменят жизнь на земле; он разделял бы страсть к прогрессу. В то же время он выглядел бы вполне уместно со свой иронией и легким цинизмом, которые задают тон в беседах, звучащих в высоких кабинетах…

Но тогда Франклин чувствовал бы себя как дома в современной Америке. Он разделял бы ценности привыкшего к комфорту среднего класса, он был бы оптимистичным, добрым и любезным, а его главным недостатком было бы самодовольство. Каждый легко может представить его в торговом центре, очарованным изобилием товаров и умным маркетингом. В то же время он восхищался бы всеми проявлениями гражданской активности молодых американцев и тем, как взрослые американцы в общественных организациях используют религию в благих целях.

Франклин в течение многих лет несправедливо подвергался нападкам, отмечал Брукс, со стороны романтиков, мишенями для которых были капитализм и буржуазная мораль среднего класса. «Но сейчас главную проблему представляет чрезмерный франклинизм, и мы должны задуматься над тем, как привнести в жизнь сегодняшней Америки ощущение трагизма и моральной ответственности, которых было так мало в ее основателе-яппи»[640].

Бухгалтерская книга

Отсутствие моральной ответственности и духовной глубины является самым серьезным обвинением против Франклина. И в своей жизни, и в своих сочинениях он иногда демонстрировал дефицит преданности, душевных страданий, поэтичности или души. Фраза из письма сестре Джейн (1771) отражает самодовольство и недостаток душевной страсти: «В целом я склонен любить мир таким, каким его нахожу, и подвергать сомнению мои собственные суждения о том, что могло бы его исправить»[641].

Его религиозные верования, особенно в начале жизни, во многом определялись его оценками того, во что людям полезно верить, а не являлись выражениями внутренних убеждений. Деизм выглядел привлекательным, но оказался не слишком полезным, и поэтому Франклин дал ему моральное толкование и редко беспокоил свою душу вопросами о милосердии, спасении, божественном происхождении Христа или другими глубокими проблемами, которые не влекли за собой практических выводов. Он находился на другом краю спектра по отношению к пуританам, занятым мучительными поисками души. Так как он не имел фактических свидетельств существования божественных внушений, то усвоил простое представление о том, что наилучший способ служить Богу — делать добро другим.