Бенджамин Франклин. Биография

Спустя два года после начала совместной жизни в октябре 1732 года Дебора родила сына. Фрэнсис Фолгер Франклин, именуемый Фрэнки, стал любимцем обоих родителей: его портрет нарисовали, когда он был еще младенцем, а отец дал объявление о поиске домашнего репетитора, который обучал бы обоих его детей, когда Фрэнсису было два года, а Уильяму около четырех. Всю оставшуюся жизнь Франклина восхищали воспоминания о том, каким особенным был Фрэнки, не по годам развитый и любознательный ребенок.

Увы, им останутся только воспоминания, омраченные печалью. Одной из горьких трагедий жизни Франклина стала смерть Фрэнки, умершего от оспы сразу после четвертого дня рождения. Для надгробной плиты Франклин выбрал простую эпитафию: «Утеха для каждого, кто его знал».

Горькая ирония судьбы: Франклин являлся ревностным защитником вакцинации от оспы со времен полемики в New England Courant (тогда он работал на брата). В годы, предшествующие рождению Фрэнки, он постоянно выступал в «Пенсильванской газете» в защиту вакцинации и опубликовал статистику, показывающую, насколько она эффективна. К примеру, в 1730 году он показал статистику эпидемий в Бостоне, из которой следовало, что большинство вакцинированных уцелело.

Он планировал вакцинировать Фрэнки, но отложил процедуру из-за того, что мальчик болел дизентерией. В некрологе, появившемся в газете Франклина спустя неделю после смерти сына, он отрицал слухи, будто смерть произошла из-за вакцинации. «Я искренне заверяю, что он не был вакцинирован и заразился традиционным путем». Далее Франклин заверил, что считает вакцинацию «безопасной и благотворной процедурой».

Воспоминания о Фрэнки были одной из немногих тем, которая могла остро опечалить Франклина. Когда годы спустя его сестра Джейн прислала ему в Лондон письмо со счастливыми новостями о его внуках, Франклин ответил: «Вновь приходит в голову образ Фрэнки, хоть его нет вот уже тридцать шесть лет. Мало что может сравниться с этими воспоминаниями, и по сегодняшний день я не могу думать о нем без вздоха»[96].

Еще более трогательно, что Франклин еще при жизни Фрэнки написал для своей газеты необычайно глубокое размышление на тему «Детская смертность», поводом для которого стала кончина соседского ребенка. Опираясь на наблюдения за крошечным Фрэнки, описал волшебную красоту младенцев: «Какие любопытные петли и шарниры, на которых туда-сюда двигаются ручки и ножки! Какое непостижимое разнообразие нервов, вен, артерий, жилок и маленьких невидимых частиц находится в каждом из них!.. Какое невероятное усилие требуется, чтобы хранить жизнь, лелеять ее и передавать это умение отпрыскам». Как может получаться, вопрошал затем Франклин, что «добрый и милосердный Бог создает несметное число таких совершенных механизмов с одной только целью — похоронить их в сырой земле» прежде, чем они повзрослели настолько, чтобы отличать добро от зла или служить во благо своим близким во имя Бога? Ответ, как он признавал, «непостижим для смертного разума». «Слезы даны природой неспроста, они дают утешение — способность плакать»[97].

В поисках своего Бога

Когда мы в последний раз измеряли «духовный пульс» Франклина в Лондоне, он создал «Трактат о свободе и необходимости», в котором опрометчиво нападал на идею свободы воли и отрицал бóльшую часть кальвинистской теологии. Позже он отрекся от этого сочинения как от постыдной «ошибки». Все это доставило ему затруднения в вопросах религии. Он больше не верил в догмы, воспринятые вследствие пуританского воспитания (они гласили, что человек может получить спасение только через милость Божью, а не благодаря хорошим поступкам). Но он никак не мог принять простую и незамысловатую версию деизма, вероучение эпохи Просвещения, согласно которой разум и изучение природы (вместо Божественного откровения) откроет путь к знанию о Боге. Деисты, которых он знал (как и он сам в юные годы), оказались чудаками.

После возвращения в Филадельфию Франклин почти не проявлял интереса к организованной религии и еще меньше — к посещению воскресных месс. Все же он продолжал придерживаться некоторых основных религиозных убеждений, к ним относилось «существование Бога» и утверждение, что «самое угодное Богу служение — благо, сделанное людям». Он был толерантен ко всем вероисповеданиям, в частности к тем, которые существовали для того, чтобы сделать мир лучше, и следил за тем, чтобы «избегать любых разговоров, в которых принижалось бы благоприятное мнение людей об их религии». Поскольку Франклин полагал, что все церкви полезны обществу, он платил ежегодный взнос для поддержания городского пресвитерианского священника^{29}, преподобного Джедидайи Эндрюса[98].