Бенефис

— Угощайтесь, я думаю, пора поужинать. Разговоры разговорами, а хлеб, как вы сказали, главнее всего, так что прошу.

Он уже нарезал крупными сытными ломтями хлеб, на столе неожиданно, как и все остальное, возникла бутылка, и хватало приглашений от щедрого попутчика.

— Жена дала в дорогу, не подумайте, что контрабанда. Вон и лимонной шкуркой приправила, две недели настаивалось — попробуйте.

Он соорудил бутерброды и заставил-таки всех приняться за еду.

— Когда-нибудь, как окажемся снова вместе в пути, отблагодарим, — шутливо пообещала женщина. Видно, ей было непривычно и неловко есть чужой хлеб. — А то, знаете, приезжайте в гости, и там поглядим, чье угощенье вкусней.

Большой белый кожух Ивана покачивался в такт перестуку колес. Мать вытащила кожух из старого, тщательно хранимого сундука. «Бери, — сказала, — это твоего прадеда, а моего деда, он любил меня больше всех внуков, так, может, и тебя полюбил бы. Носи, Иванко, отбели, вычисти по-нынешнему и носи».

И все же он не стал ничего объяснять этой женщине, не стал оправдываться. Иван верил, что и его хлеб нужен людям, потому что если не верить — как же дальше жить?

Женщина выпила чарку, не отнекиваясь, спокойно, единым духом, и опрокинула ее, чтобы последние капли вытекли. Под ногами у них была земля — она была повсюду, и крестьянка, следуя древнему — еще, быть может, языческому — обычаю, стряхнула последнюю каплю напитка на землю.

— Да вы не думайте, — обратилась она к Ивану, — я против города ничего не имею, и он должен быть, раз уж он есть. Знаю, что не больно-то нам горожане помогут, не много наработают, если не научатся любить все это, если оно их не затронет, — она кивнула головой за окно, где во тьме земля катилась и катилась им навстречу. — А вы сами-то кто будете?

У Ивана отнялся язык, и он не мог сказать правду: артист. Скоморох, трепло, имитатор, бездельник — вот что она может подумать, а он пока что не успел еще свершить ничего такого, что дало б ему право самому убеждать ее, что она ошибается.

— Учитель. Учитель я, — ответил Иван и подумал, что ответ его не так уж далек от истины.

Репетиция прошла скверно, сюжет играют. Сюжет выразительный, острый, конфликт, на первый взгляд, лежит на поверхности, и поэтому кажется все просто и легко, но играть надо не сюжет, надо показать конфликт мировоззрения и характеров, трое ребят из джаз-ансамбля — что их объединяет? Внутреннего единства нет, их держит в ансамбле неустроенность и необходимость заработать копейку, а также и то, что каждый из них представляется себе несправедливо обиженным и жаждет мести. Но кому они будут мстить? При всем том они вовсе не друзья, ну нисколечки. Андрюс стремится верховодить, Лукас равнодушно соглашается на это, Юлюс делает над, будто и он согласен. Как ни странно, их объединяет еще… любовь. Эта девочка, Беатриче, это их тяга — тяга к чему? К чистоте? Неосознанная тяга замаранной души к святости? Нет, не то, не так просто нащупать тот пульс, найти самое существенное, а ведь думал: слышу каждую ноту, черт побери! Постой-ка, их же прежде всего свел воедино черт! В этом и заключается трагикомизм? Но как органично соединить комическое с трагическим?

Он распознал, ощутил наибольшую слабость произведения. Трое, как говорится, положительных героев, которые должны были, по авторскому замыслу, стать антиподами джазистов, выглядели слабыми, мелковатыми, условно марионеточными, они не могли спасти Бету. Им недоставало крови, мяса, элементарной телесности и духовности. Как бы эти бестелесные, бесплотные существа (или даже идеи) ни уговаривали Бету покинуть джаз, как бы ни убеждали ее в никчемности и подлости тех, других, девушка не соглашалась с ними: ей нужны были те, кому она стремилась помочь, кого хотела спасти от зла. Даже окончательно убедясь в том, что они подлые, никчемные, злые, Бета знала, что они все-таки живут, и думала, что нужна им, а те, чистенькие, аккуратные, и сладенько-честные, и добрые, пусть обходятся без нее, пусть сами с собой управляются. Один из них влюбился в нее? Но ведь эта его любовь выглядит такой бесплотной!

В спектакле должен присутствовать еще один человек, для которого многое зависит от Бетиного счастья, покоя, а главное — от ее победы. Конечно, это он, Иван Марковский, режиссер, — а кто ж еще? Он мечтал до предела вознести над никчемностью, плюгавостью распущенных джазистов добро, которое хранила в себе Беатриче. Но исполнить свой замысел он мог только через актрису, только через нее.

Вот, к примеру, Андрюс. При всей своей устремленности к поступкам, без размышлений, без пустого философствования, при всей своей внешней силе на самом деле слабенький, мизерный негодяй. Слабость он скрывает за похвальбой, за угрозами, сам же все время боится. Мстительный.

Но самый опасный из всех троих Юлюс. Коварный, хищный, он все прекрасно понимает, он просто умеет из всех жизненных ситуаций выбрать самую выгодную для себя. Он и правда совсем неизлечим, потому что все отлично сознает, анализирует и с холодным равнодушием поддерживает Андрюса.