Мало он сплевывал суеверно, чтобы не сглазить. Мало стучал по дереву, и что из того, что до сих пор все выходило по его? Нет, такого он никак не ожидал. Актриса — да какой там! — девчонка подставила подножку, и что ж ему теперь — не объяснять же ей, как трудно было добиться, чтоб именно она, Наталя Верховец, играла Беатриче. А как иначе доказать девушке, что поступок ее, мягко говоря, измена?
И. о. главного успокаивал:
— Послушай, у тебя еще не хватает опыта. Без таких выходок не обходится биография ни одной артистки. Тем более в провинции. Набивает цену. Покапризничает и успокоится. Не проси, не обращай внимания. Увидишь, через неделю, самое большее — через две, заберет заявление. Лично я уговаривать не собираюсь. Директор тоже. Верховец еще себя не проявила. А женщин у нас хватает. Труппе, как и повсюду, нужны «штаны». Драматурги почему-то не пишут пьес о женщинах. Знаешь такого — тащи немедленно. В конце концов, это и для тебя урок: не забывай о двух составах в спектакле. Будешь гарантирован от неожиданностей.
А за всем этим звучало главное: я тебе советовал взять на роль Беатриче Ирину Котовченко, имеешь теперь доказательство моей правоты, еще и сейчас не поздно, приглядись, она потянет, девушка способная. Это я тебе говорю. Поверь моему опыту.
Лаконичность его фраз заворожила Маркушу. Сквозной темой было и то, что ему, Маркуше, недостает опыта, но он, и. о., разрешает неофиту биться молодыми рожками об стенку, потому что лучший способ набраться опыта — набить синяки на лбу. Взял бы Котовченко, не было бы синяка. Маркуша пытался и сам так строить фразы.
— Опыт приходит со временем. Актеры бывают от бога. И от главрежа. Я большой интуитивист. С багажом институтских знаний. Запас не замусоленных от употребления цитат. Верю в актера и в свое призвание.
Маркуша шел все быстрее, всякий раз цеплялся за что-то, за слово или за кресло, и забывал, что́ именно хотел отстоять.
Черт побери, а как славно было бы не руководить, а только служить мальчиком на побегушках, к примеру, у Курбаса, смотреть прямо в его вдохновенное лицо, в эти безумные и добрые глаза, слушать с разинутым ртом его замечания на репетициях. «Послушай, малыш, найди внутренний ритм образа, — пусть сказал бы он мне, — найди, ощути и в нем действуй, понимаешь?» А еще недурно было бы странствовать с капеллой Стеценко, и пусть бы Павло Григорович — сиречь Тычина — диктовал мне свои записки, а я бы старательно выводил каллиграфически: «Спим на полу, расстелив какую-то сорочку», «Какой узор, какой прекрасный орнамент, и наивные женские голоса…» — или еще что-нибудь другое, что бы он ни сказал; и хорошо было бы пригласить Грушаса на премьеру, — как жаль, что я не отважился зайти к нему в Шауляе, не расспросил о его селе, о том поэте, который жил там и учил маленького Грушаса грамоте и аккомпанировал на мандолине пению. Надо не забыть: в первой картине рояль без деки, парни приносят трубу, барабан и гитару, еще там должно быть кресло-качалка — и ни одной лишней детали, ни одной! Эта девчонка совершенно выбила меня из колеи, но, может быть, это к лучшему, думай, ищи выход, никто за тебя не…
— Послушайте, да что вы бродите как неприкаянный, я же вам дала слово…
Олександра Ивановна стояла перед ним — все еще неразгримированная, спектакль еще не кончился. Иван как-то не очень ориентировался во времени. Актриса смотрела на него чуть насмешливо и вместе с тем вроде бы жалела его; этого уже нельзя было стерпеть, и он собрался сказать что-то, но она его опередила:
— Знаете что, приходите сегодня вечером ко мне, обязательно, там все решим. Я думаю, вы не проиграете.
— Конечно, не проиграю, — вместо благодарности заверил Иван.
4
Ну вот, сейчас, сейчас. Сейчас начнется. Еще немного — и все примутся говорить друг другу правду.
Предчувствие в таких случаях до сих пор никогда не подводило Наталю. Привкус этого момента она ощущала на губах, как крепость коктейля. Она целый вечер отказывалась пить, а тут взяла да и попробовала. Сквозь тоненькую пластиковую соломинку она втягивала сладковатый напиток и ощущала, как пьянеет — от густого коктейля, от предчувствия интересной ситуации, от возникших вокруг разговоров; и хотя сама она ни с кем еще и словечком не обменялась, но мысленно успевала отреагировать на каждую услышанную фразу и соответственно оценить ее.
С детства привыкшая к таким «вечерам», которые не раз длились до рассвета, Наталя знала, что всегда наступает момент, когда люди ощущают неодолимую потребность сейчас же сказать в лицо друг другу правду, более того — жечь правдой, как крапивой. Надо только, чтобы настроение раскалилось добела, достигло кульминации, чтобы уже никто ни с кем не считался, чтобы каждому хотелось быть на виду, выступать в роли судьи и, привлекая к себе внимание, стать героем-правдолюбом, говорящим правду и сражающимся за нее. Конечно, для этого должны сойтись давние знакомые, с общими житейскими интересами, даже в какой-то мере зависящие друг от друга, либо истинные друзья.