Бенефис

Артистка Стерницкая не так наивна, чтобы считать, будто спектакль Марковского, где играет главную роль Наталя Верховец, так или иначе решит важные моральные проблемы, касающиеся людей, которые будут сидеть в зале во время спектакля. Нет, Стерницкая никак не надеется, что зло будет начисто уничтожено, и черное обелится и очистится, и каждый начнет поступать по законам добра. Нет, нет, этого не будет, — но если после встречи с Беатриче хоть в одной душе что-то затрепещет, откликнется, родится — разве ж этого мало? Неужели вы допустите, чтобы спектакль, выражаясь театральным жаргоном, не увидел света рампы? Отмахнетесь от этого дела? Спектакль во что бы то ни стало надо спасти, иначе зачем вы в театре? И, бога ради, не спрашивайте, каким способом это можно сделать. Вот разве что вы в самом деле убеждены: спектакль не заслуживает внимания, и стыдно выпускать его на люди — ничего он никому не скажет и не откроет. Ну, тогда другое дело, тогда — конечно; на что вам лишние хлопоты — ради моих или Наталиных красивых глаз?.. Так что не спрашивайте, каким способом. Если уж вы нашли возможность защитить «Оптимальный вариант» и вывести его на сцену, и похвалить публично (да, да, я имею в виду рецензии), так неужели же не найдется способа защитить подлинное искусство?

«Ремонт все-таки придется делать, — говорит себе, сокрушенно вздыхая, Олександра Ивановна. — Только бы стены не выкрасили в зеленый цвет».

4

И. о. попросил остаться на вечернюю репетицию у Марковского. Хочет сопоставить впечатления. Две репетиционные точки у Маркуши пропали, потому что надо прикинуть и уточнить на сцене, как будет выглядеть программа бенефиса Стерницкой. Обложка «Украинского театра» светится красочным пятном в киосках. Лицо Олександры на фотографии — почти незнакомое, отчужденное. Я же говорю, что она и впрямь недурная артистка даже по самым высоким меркам, и все-таки пусть бы уже прошел этот юбилей. Не люблю торжеств такого плана, они утомляют меня, и после них по большей части мало что остается в памяти. Да к тому же никак не могу забыть, что из-за праздника Олександры не сумел поехать в Москву. Там проводится семинар завлитов, и получалось как раз так, что ехать надо было на период подготовки и проведения бенефиса. Ясное дело — дирекция не отпустила, а и. о. и слушать не хотел, чтобы я оставил свой боевой пост. Ну конечно, Олександра в этом не повинна, она же не нарочно родилась как раз пятьдесят лет назад.

Весь день — а то и до полуночи — просидим сегодня в театре. Потом автобуса не поймаешь, придется брать такси.

Месишь эту грязь между домом и театром, между театром и домом. Строительство новых кварталов пошло стороной, обходя нашу окраину. Домики низенькие, по уши увязли в землю, иногда среди зимы выглядят снежными сугробами, которые весной непременно подтают, потемнеют и бесповоротно соскользнут с лица земли. Весной они и правда кажутся еще меньшими, только и всего, что подмигивают миру окнами, пытаясь хоть что-нибудь увидеть, и эти окна приходится каждую неделю мыть — во время дождя в них летят, как в глаза, брызги воды из-под колес автомашин, а в жару оседает пыль.

В нескольких десятках метров от моего дома — железнодорожное полотно. Домишко трясется, окна дребезжат, кровать вот-вот сдвинется с места. Не раз снилось, будто я сплю на узкой вагонной полке. Я не питаю никаких чувств к этому старому с деревянными домиками уголку города, хотя именно здесь прошло мое детство. На пороге школы всегда приходилось думать о выпачканных в грязи башмаках. Как теперь — на пороге театра. Единственное, чего будет жаль, когда станут сносить наши хижины, — старой груши. Родит она в конце августа гнилушки, однако так обильно и густо, что можно на всю зиму насушить. Жена сушит кругленькие, не совсем еще спелые плоды на крыше дома. Без числа этих гнилушек остается в траве, растоптанных ногами. И тогда над головами — рои ос. Осо-циации. Ассо-циации. Ассоциаций «осы — театр» можно найти немало.

Телефонная будка за добрый километр. Под рябиной. Осенью дерево набирает коралловой расцветки, а потом, окровавленное, целится в окно багрянцем.

Добираться до театра — около часу. Так что если даже и проклевываются в душе какие-то сантименты насчет идиллично-загородного бытия, то все это вытряхивается в битком набитом автобусе. Стою на очереди, жду квартиры, удивляюсь: как можно жаловаться, что вода бывает только около трех часов утром и вечером. Как можно жаловаться, если ты не должен ходить с ведром к колодцу?

Марковский восполняет недостающие репетиции ночью — почти небывалый случай в нашем театре, все на энтузиазме и на святой вере в удачу. Ходит с красными от бессонницы глазами, невпопад отвечает на вопросы и упрямо не переделывает ничего из того, что ему безапелляционно бракует и. о.

Странные иногда случаются вещи — люди словно навстречу друг другу думают. Об одном и том же, только в разных аспектах.