Бенефис

И. о., кажется, совсем забыл, что Марковский не успел отведать ни вкуса театра, ни «беготни», ведь спектакль-то первый, дипломный, но я не намерен пререкаться с и. о., пререкания все равно ни к чему не приведут.

Как-то года два назад я познакомился с врачом-психиатром, мы тогда немало переговорили с ним, он хорошо ориентировался в литературе и намного лучше меня — в психологии творчества, мы говорили об особой заинтересованности людей частной жизнью художников и той же психологией творчества, о том, как часто смешиваются эти два понятия, врач высказывал даже слишком неожиданные соображения, но при их совершенной оригинальности, не заставлял и меня становиться на свою точку зрения. И все же он дал мне отличный совет, которым я порой вроде бы для шутки, а вроде бы и вполне серьезно пользуюсь. Совет состоял вот в чем: если хочешь отключиться от неприятной ситуации, не имеешь желания слушать собеседника, но беседу прервать никак не удается (или нельзя), представь себе, что перед тобой — расцветший куст сирени или веточка мимозы, розового миндаля или яблони — и повторяй мысленно: ах, какой славный расцветший куст сирени, какая нежная мимоза! — пока на самом деле не почувствуешь запаха сирени или мимозы, пока твоя воображаемая сирень не материализуется.

Я вижу веточку мимозы, желтой мимозы, маленькие шарики желтой мимозы, — убеждал я себя, зорко глядя в рябоватое лицо собеседника, кивая словно бы в знак согласия с его словами, а на самом деле совсем уже не слыша этих слов. За окном вдруг посыпал из тучи крупными хлопьями снег, почти всегда идет снег, когда цветет яблоня, но я думал не о яблоне, а о расцветшей мимозе. Я выстраивал «сюжет для небольшого рассказа».

Приятно вернуться в город после многолетнего отсутствия. Не просто вернуться, а войти триумфальным маршем, под ноги тебе ковром стелют цветы, из окон влюбленно и восторженно глядят прекрасные девы с тревожной надеждой в сердце, что герой заметил их неисчислимые прелести, на афишных тумбах — огромные бумажные полотнища с твоими портретами анфас и в профиль, следом за тобой — толпы увлеченных и зачарованных, жаждущих получить твой автограф, а ты — гордый, как гусар, неприступный, как весталка, величественный… Величественный? Величественный, как верблюд…

И все-таки приятно вернуться в город, который за время твоего отсутствия ничуть не изменился, только чуть уменьшился, помельчал, потому что сам ты вырос, поднялся над ним и стал мудрым и толерантным.

Не надо останавливать такси, пусть себе сеется изморось, от которой дома становятся серыми, пусть термометр показывает пять градусов выше нуля вместо пятнадцати мороза — все же ты в своем городе. Ты останавливаешься перед мокрым афишным щитом и делаешь вид, будто внимательно перечитываешь тексты, выбирая наилучшую возможность провести вечер. На самом же деле ты присматриваешься к своей фотографии. Прищуренные глаза, высокий лоб, ласковая улыбка, похожесть на кого-то — на кого?