Бенефис_Дьявола

Его внутренний голос как-то попритих в последнее время: Глеб не озадачивался возможными проблемами в результате его «операций», могущих возникнуть у людей, которые курировали счета предприятий и которые могут сесть в тюрьму благодаря его стараниям; его не смущало, что Борис Сидоров лежал сейчас мертвый в черном запаянном мешке, и его старший брат стоял над ним, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок, опознавая тело; ему не было дела и до Светланы, направляющейся после занятий шейпингом в этот момент к дому его родителей с твердым намерением поговорить с ним сегодня же вечером о его намерениях и перспективах в этой жизни; также как и не интересовало настроение Ромы после их короткой встречи, и укутавшейся в плед у себя дома Вероники в состоянии полного эмоционального изнеможения, которое не смогло снять даже общение с мамой – всё отступило в сознании Глеба в ту ячейку памяти, добраться до которой становилось с каждым мгновением всё сложнее и сложнее, и он уже не предпринимал каких-либо усилий для того, чтобы трезво и реально оценить окружающее его море боли, страстей и желаний, чем оно подпитывалось и ради чего бушевало. В его остекленевших зрачках отражался тоннель искушения, по которому он смело и уверенно погружался в пучину вседозволенности.

***

Иван Сидоров был всего на три года старше своего брата Борьки. Они вместе росли в небольшом поселке на берегу моря, вместе занимались в одной футбольной секции, вместе покуривали украдкой от родителей за сараем в своём огороде. Летом, когда побережье наполнялось толпами отдыхающих, съезжавшихся на выходных в эти края, они тайком пробирались на высокий пригорок, нависавший над неухоженным пляжем, и в отцовский бинокль по очереди подглядывали за взрослыми девушками, переодевающимися внизу и не подозревающими, что за ними наблюдают. С этого своего поста они познали такие таинства человеческих отношений, что к седьмому классу он мог рассказывать своим друзьям с усталым видом всё испытавшего ловеласа про то, как и что происходит между мужчиной и женщиной, когда те остаются наедине в укромном уголке. А Борька, не по годам смышленый парнишка, всегда поддакивал ему, приукрашивая эти истории подробностями о специальных приспособлениях, похожих на обычные надувные шарики, которые иногда помогают людям не испачкаться в таких ситуациях.

Они с Борькой не были друзьями, несмотря на малую разницу в возрасте, но они были настоящими братьями. Бывало, что младший пойдет и сдаст Ивана родителям, когда тот соберётся в клуб на танцы, а его заставит копать свой участок огорода. Иван выждет неделю, пока всё уляжется, да и вздует брательника, чтоб помнил, откуда ноги растут. Борька на это родителям не жаловался, но обид тоже не сносил: выждет день, да и засадит ему из рогатки хлебным мякишем в лоб, и Иван потом ходил с красным отпечатком, хвастая друзьям, что выпил водки с батей, да и налетел впотьмах на забор, когда покурить с ним вышли. Борьке же говорил: «Ты чего, дурень, в лоб стреляешь, без глаза оставить же мог!» А Борис лыбился во всю пасть и отвечал: «Будешь знать, как за клубом с городскими целоваться!»

Потом он ушел в армию, а Борис поступил в городе в ПТУ на специальность «механик-моторист», да там и остался уже, умудрившись перевестись в политех на смежную специальность. Потом они виделись уже редко. Брат приезжал иногда летом домой, но Иван был занят своими проблемами, а Бориса больше не интересовали переодевающиеся девчонки на их преобразившемся пляже. Оба они давно выросли, и у каждого остались свои впечатления и воспоминания от вместе проведенного детства.

Иван прилетел сразу, как только им сообщили о несчастье. Лиза, их младшая сестра, осталась с родителями: матери совсем плохо стало, она и так в последние месяцы болела, а сейчас и вовсе сляжет. Отец тоже уже был не в том возрасте, чтобы переживать своих детей; он хотел было поехать вместе с ним, но Иван убедил его остаться, пообещав всё организовать и доставить гроб в родной городок, чтобы похоронить Борьку по-христиански, рядом со своими, недалеко от старой деревянной церквушки, которую он помнил с малолетства.

Однако в большом городе всё оказалось не так просто, как ему представлялось. По приезду он сразу отправился по адресу, который им оставил звонивший – какой-то Прокопенко. Там, в следственном участке, его вначале долго изводили вопросами про брата, но что он мог сообщить, ежели виделся с ним в последний раз два года назад, да и то мельком, о чем сейчас очень жалел. Потом это опознание в морге, куда его привезли – это был Борис, сомнений не было: его волосы, зачесанные назад, нос с горбинкой, родинка на шее, которую еле можно было увидеть из-под кровоподтёков на горле… Сильно избили брата, очень сильно, попадись ему этот нелюдь – не дождался бы суда, ей-Богу.