Бенгардийская история

– А что мне прикажешь делать, высиживать его? – фыркнул Ананд. – Мне пора возвращаться к отцу, он наверняка уже ищет меня. Или возится со своими доспехами и, как обычно, даже не заметил, что меня долго нет.

– А если змеёныш вылупится раньше, чем ты вернёшься?

– Предлагаешь мне взять яичко с собой? – нахохлился Ананд.

– Я бы его с удовольствием взяла его к себе в башню! До чего же хочется понянчиться с нашим малышом! – Рашми захлопала вышитыми золотой ниточкой на синей повязке ресничками, захлопала в лапы, и фарфоровые чашечки бутонов подскакивали на ветвях шиповника. Ананд нарочито высунул язык и скривил мордочку, словно ему на зуб попала кислая долька лимона.

– Рашми, он не наш малыш! Не говори ерунды. Но если тебе так хочется с ним повозиться – пожалуйста, забирай, только… Только будь осторожна, хорошо?

– Я положу яичко под подушку и буду согревать его своим теплом всю ночь! – засияла от счастья Рашми.

– И смотри не раздави!

– Но… – поколебалась Рашми. – Вдруг меня завтра навестит Савитар и увидит змейку?

Ананд закатил глаза.

– Ладно, ладно, я заберу яйцо.

– А ты… – страшно смутилась прекрасная маленькая тигрица, но договорила: – А ты бы хотел иметь нашего с тобой малыша, ну, тигрёнка?

Но больше её смутился только Ананд.

– Ты что такое говоришь! Я сам ещё тигрёнок…

– Так это не сейчас, а как-нибудь потом! – успокоила его Рашми, закрывая лапами мордочку. Ананд как-то нервно рассмеялся, но ничего не ответил.

На том и порешили: Ананд прихватил с собой яйцо и поспешил домой к отцу, а Рашми вернулась в башню. Как он и предполагал, отец не заметил долгой отлучки сына: прикусив язык, Прабхакар со всей отдачей работал над подарком для принца. С последним вечерним лучом Ананд прошмыгнул в хижину и запрятал яйцо на чердак.

Мысли не давали спать, они шныряли под черепушкой, как мыши: какой будет змея? И будет ли она вообще? Бывает ведь и так, что кто-то должен появиться на свет и… не появляется. Как не из каждого семечка всходит росток, и не из каждой икринки вылупляется малёк. Как же тогда опечалится Рашми! Нет, всё у них будет как надо. С его-то искрой и её световой болезнью. Только вот, делая змеёныша, Ананд сбился – Рашми не давала сосредоточиться, а его душила обида на братьев и на всю Бенгардию.

Творчество искрой отнимает столько сил, а у Ананда сна не было ни в одном глазу. Его мучила совесть: сначала он нарушил один закон Бенгардии, за ним – второй, третий… Но если бы не нарушил, никогда бы не познакомился с прекрасной маленькой тигрицей, и она так бы и сидела в башне. Стало быть, это было зло во благо… Но Ананд никогда никому не желал зла. Тогда какое же это зло?

С этими мыслями он кое-как заснул. Но посреди ночи его сон нарушили шорохи на чердаке – мерещилось, как кто-то точит об доски коготки, возится, шныряет из угла в угол и… что-то бормочет! И это бормотание было похоже не то на лепет младенца, не то на ворчание лесного зверя.

Проснувшись в затопленной полуночной синевой хижине, Ананд, затаив дыхание, покосился на отца – тот спал в постели, шлёпая губами, но не храпел, как обычно: отцовский сон висел на волоске, и подозрительные звуки, раздающиеся с чердака, могли оборвать волосок в любую минуту.

Тигрёнок медленно и осторожно сполз с кровати, чтобы кровать ненароком не скрипнула и не разбудила Прабхакара с концами, и всё так же медленно и осторожно прокрался к лестнице, ведущей на чердак. Кто издаёт эти звуки? Кто-то из зверей решил поживиться яйцом? Или так шумит тот, кто вылупился из яйца?

Ананд взобрался по лестнице и откинул дверцу чердака: скорлупа яйца сморщилась, и в ней окала дырочка. Сердце тигрёнка ударилось в бега.

Широкими зрачками Ананд ощупал чердачную темноту – в углу возилось чёрное пятно. Он закрыл глаза, а когда открыл, на кончике его хвоста загорелся свечной огонёк, и тени от предметов надулись, как воздушные шарики. Готовясь удирать, он подкрался к пятну и, боязливо вытянув нос, всматривался во вспыхнувший папоротниковой чешуёй комочек. Между чешуйками пушком торчала шерсть. Ананд потянул к нему лапу, и тут комочек развернулся, как потревоженная мокрица, потягиваясь, покачиваясь на спинке и разбрасывая в стороны крохотные когтистые лапки. Комочек поднял на Ананда чисто тигриную мордочку и раскрыл зелёные глазёнки с тонким и острым, как грифель карандаша, вертикальным змеиным зрачком.

Ананд в страхе перед непонятным зверёнышем – не то змеёнышем, ни то тигрёнышем, – отступил, разинув пасть. Зверик тоже открыл пасть, полную малюсеньких и остреньких зубчиков и двумя длинными и загнутыми клыками, похожими на сабельки у оловянных солдатиков, и то ли зевая, то ли шипя, срыгнул невнятное словечко: «Па-па!»