Бенито Муссолини

Муссолини не очень встревожился. Через несколько дней после получения письма от Анджелы Курти, он решил произвести очередную «смену караула», благо частые кадровые перестановки были обычным делом. Едва ли не все высшие чины администрации поменяли свои посты, при этом против тех министров, о которых предупреждал Буффарини, не было произведено репрессивных актов и ни один из них не был выслан из Рима. Правда, граф Гранди был смещен с поста министра юстиции, однако ему позволили сохранить за собой пост председателя палаты депутатов. Джузеппе Боттаи был смещен с поста министра образования, однако за ним осталось его место в Великом фашистском совете. Граф Чиано был смещен с поста министра иностранных дел лично самим дуче, был освобожден и его заместитель Джузеппе Бастианини, который до войны пробыл несколько месяцев послом в Лондоне. Однако Чиано разрешили выбрать себе новое место назначения по собственному желанию и он выбрал должность посла при Святом престоле. Сам же Муссолини, как писал в своем дневнике Чиано, был очень смущен. «Ты должен считать, что отправляешься на отдых. Затем ты вернешься снова». «Наше прощание было исключительно дружеским, — добавляет Чиано, — и я был очень рад этому, потому что я люблю Муссолини, я очень люблю Муссолини и более всего я буду страдать от потери контактов с ним».

Казалось, что перестановки в кабинете имели своей целью показать немцам, что для их союзников главным остается решимость продолжать войну и делать это со все более возрастающей энергией. 31 января, за шесть дней до объявления намеченных изменений в составе правительства, с поста начальника штаба был смещен граф Уго Кавальеро. Это была кара за военные поражения в Северной Африке. Таким образом, новый кабинет явился как бы логическим завершением этих перестановок.

Выбор преемника генерала Кавальеро, приверженного альянсу с Германией, сделанный Муссолини, был столь же недальновидным, как и отказ серьезно отнестись к отступничеству своих министров. На пост начальника штаба он выбрал генерала Амброзио, т. е. одного из замешанных в заговоре против самого Муссолини, человека, которому не верили и которого не переносили ни фельдмаршал Кессельринг, командующий германскими войсками в Италии, ни сам Гитлер, считавший, что тот будет счастлив, если «Италия станет сегодня британской колонией». Прошла зима, наступила весна. Заговоры — антироялистские, антифашистские, антигерманские — множились и разрастались. Приехавший в Рим из посольства в Будапеште Филиппо Анфузо увидел, что граф Чиано, работавший на своем новом месте, «увяз в них по шею». Но и помимо Чиано многие принимали в них столь же активное участие. В действительности было очень трудно определить, как писал Анфузо, «кто в каком заговоре состоит», однако было очевидно, что все они, различаясь в частностях, были направлены к единой цели — свержению дуче.

Муссолини же продолжат игнорировать все доходившие до него сообщения подобного рода. Рашель говорила ему о получаемых ею предостережениях, но он уговаривал ее не паниковать, то же самое делала его сестра Эдвига, но он просил ее не драматизировать ситуацию. В апреле испуганная Анджела Курти пришла сказать ему, что король частенько принимает не только диссидентствующих генералов, но и политиков-антифашистов, однако Муссолини, будучи уверен, что двор глух к мнению либеральной общественности, ответил, что он полностью доверяет королю и уверен в его лояльном отношении к нему. Несколько недель спустя секретарь партии сообщил ему о заявлении, сделанном в Марокко сыном Бадольо о том, что его отец вскоре станет преемником Муссолини. Со всей Италии приходили сообщения о том, что фашисты собираются сместить его, однако он снова не внял предупреждениям. Даже папа направил через своего посланника предложение о проведении секретной встречи, дабы сообщить ему информацию, которой, по мнению Ватикана, Муссолини не располагал. Последний, однако, отклонил это предложение, заявив, что во время недавней встречи Его Величество заверил дуче в своей дружбе.