Бенито Муссолини и его государство (СИ)

Иностранное радио объявило, что Муссолини должен быть передан союзникам. Сторожившему его офицеру было сказано: „Немцы не должны взять Муссолини живым“. Шеф немецкой контрразведки предатель Канарис убеждал Гитлера, что фашистский вождь находится на маленьком острове около Эльбы. Уже было получено распоряжение о высадке десанта на этот остров, когда командир специальной штурмовой группы „Фриденталь“, подполковник СС Отто Скорцени[55] убедил Гитлера, что место заключения Муссолини расположено на сотню миль южнее. Атака планировалась на 27 августа, но накануне отплытия немецких войск узника самолетом переправили на материк, и его поиски возобновились.

Наконец, обнаружили отель в Гран Сассо, и подготовка к экспедиции началась заново. Была произведена аэрофотосъемка. Немецкий врач подтвердил подозрения немцев, сообщив об охране отеля отрядом в двести человек. Спецоперация под руководством Скорцени, которую офицеры-парашютисты считали невыполнимой, началась с высадки пятидесяти десантников из двенадцати планеров на небольшую треугольную площадку прямо за отелем. В молниеносном штурме отряд захватил отель. Карабинеры перетрусили, а их глава – итальянский полковник выпил бокал вина „за победителя“. Эта эмоциональная реакция свидетельствовала о безразличии охранников к политической стороне дела.

Первоклассный ас капитан Герлах – личный пилот командующего десантными войсками Рейха генерал-полковника Штудента[56] – посадил на площадку легкий „Шторх“. Муссолини был взят на борт. Последовал чрезвычайно опасный, но мастерски исполненный взлет самолета у самого края вертикальной скалы. Итальянский отряд провожал Муссолини искренними криками: „Дуче! Дуче!“. На аэродроме Практика ди Маре фашистского вождя пересадили на Хенкель и доставили в Вену. По дорогое он признался Скорцени, что сделал ошибку, не распознав врага в королевском доме: „Мне следовало сделать Италию республикой сразу после абиссинской кампании“. 13 сентября Муссолини вылетел в Мюнхен, где его встретила Рашель с детьми. Затем его доставили в Пруссию. Там на встрече с Гитлером была решена судьба графа Чиано, перебравшегося из Италии в Мюнхен в уверенности, что его простят.

Бенито Муссолини после своего освобождения 12-го сентября 1943 г. За штурвалом „Шторха“ находится капитан Герлах. За Дуче, пригнувшись, стоит Отто Скорцени в форме Люфтваффе.

Гитлер отверг пожелание Муссолини отойти от общественной жизни, чтобы предотвратить гражданскую войну. „Глупости, – сказал Фюрер, – без возвращения к власти сильного фашистского правительства в Северной Италии неизвестно, что станет с итальянским народом. Немецкая армия вынуждена действовать беспощадно, в соответствии с законами военного времени. Только варварские методы могут теперь спасти Италию!“. Гитлеру предлагали поставить во главе правительства Паволини[57] , Фариначчи, Р.Ричи[58], Прециози или даже сына диктатора Витторио Муссолини, но он отверг их, как недостаточно авторитетных. Сам Дуче должен возглавить правительство и казнить предателей 25 июля, решил Гитлер.

Когда стало известно, что Чиано обещана встреча с Муссолини, Геббельс записал в дневнике: „Значит, этот ядовитый гриб снова прорастает, теперь уже в новой фашистской партии… Чиано намеревается писать воспоминания. Фюрер справедливо предполагает, что подобные мемуары могут быть написаны только в оскорбительном для нас тоне, иначе на них не будет спроса на международном рынке. Поэтому мы не можем позволить Чиано выезд за пределы Германии. Он останется под нашим контролем“. В другой части дневника Геббельс добавил: „Дуче не сделал из катастрофы Италии тех выводов, которых ждал Фюрер. Естественно, он был очень рад видеть Фюрера и оказаться снова на свободе. Но фюрер думал, что Дуче начнет с того, что отомстит предателям. Однако он проявил очевидную слабость, не обнаружив таких стремлений. Муссолини не революционер, как Фюрер или Сталин. Он привязан к своим итальянцам настолько, что это лишает его широты революционера и мятежника мирового масштаба… В конце концов, он ведь всего лишь итальянец, и никуда ему от этого не деться… Старик Гинденбург был, несомненно, прав, когда сказал, что даже Муссолини не удастся сделать из итальянцев что-нибудь большее, чем итальянцы“.