Бенкендорф

Двадцативосьмилетняя Елизавета Андреевна Бибикова, урождённая Донец-Захаржевская, была вдовой генерала, погибшего в Отечественную войну. Очевидцы замечали, что «в ней не было ничего особенного, но она была стройна и имела ловкость, всем полькам свойственную»⁷³. Однако очарованный всем её обликом — стройностью, походкой, голосом, разговором — Бенкендорф с того момента, как был представлен мадам Бибиковой, уже не отходил от неё ни на шаг. К концу бала он почувствовал, что «совершенно влюбился», а к моменту возвращения домой понял, что готов жениться⁷⁴.

Это уже не мог быть очередной ни к чему не обязывающий роман. Во Францию отправлено письмо: «Спешу, дорогой и чудесный Воронцов, сообщить о моей предстоящей женитьбе. Моя жена — ангел красоты. Вы полюбите её, как только увидите. Она уже любит вас благодаря моим рассказам»⁷⁵.

Но жениться не так-то просто: даже 35-летнему генералу, командиру дивизии, нужно дождаться отцовского благословения, согласия императрицы-матери Марии Фёдоровны и разрешения самого государя. Не торопились и родственники невесты. Главная покровительница Елизаветы Андреевны, её тетушка Мария Андреевна Дунина, «мать многочисленного семейства… старая наседка, широко распространившая свои патриархальные крылья»⁷⁶, принялась наводить справки о женихе. Она дошла, ни много ни мало, до «высочайшего источника» — Марии Фёдоровны, благо статус бывшей фрейлины Екатерины Великой позволял это сделать… Императрица вместо информации прислала образ — благословить молодых!

Согласием ответил и Христофор Иванович. А вот государь Александр Павлович, прежде чем дать письменное разрешение, решил испытать своего флигель-адъютанта в серьёзных внутриполитических делах.

Дело в том, что в губернском масштабе стоящая за генералом Бенкендорфом воинская сила обеспечивала его независимость от местного начальства, а звание адъютанта императора давало ему полномочия представителя верховной власти. Вот почему, когда правительству понадобилось провести серьёзное расследование злоупотреблений представителей администрации Воронежской губернии, вести дело поручили Александру Христофоровичу, чья дивизия в это время квартировала неподалёку.

Воронежский гражданский губернатор М. И. Бравин, как вспоминал Бенкендорф, «дерзкий и самоуправный, портил жизнь дворянам, обижал купцов, притеснял крестьян»⁷⁷. Предлогом для расследования стало увеличение им поборов с местных государственных крестьян до такой степени, что они пожаловались непосредственно в столицу, в Сенат. Собственно, жалоба была принесена на нескольких местных чиновников, но сопровождалась просьбой обязательно прислать ревизора из центра. Жалобщики умоляли ни в коем случае не доверять дело местным губернским властям, поскольку они «нас не только обвинят, но в тюрьме невинно заморят, и мы из них никому не осмелимся ни одного слова правды сказать».

При расследовании выяснилось, что земские исправники брали гигантские взятки — в размере своего годового жалованья, до двух тысяч рублей. Некто Харкевич требовал с крестьян «овёс, сено, подводы; заставлял их работать на себя, выгонял на своё поле баб по 200 жать его хлеб в течение нескольких дней сряду в самую рабочую пору, собирал с крестьян баранов, живность и всякого рода съестные припасы». К Рождеству и Пасхе волостные головы и выборные от общества собирали «христославное» исправнику, его письмоводителю и секретарю: «видимо-невидимо» ветчины, поросят, яиц, коровьего масла и всякой птицы — столько, «чтобы и за весь год не скушали с своими барынями и детками». Другие исправники не только использовали дармовую рабочую силу на полевых работах, но и посылали баб «собирать для себя ягоды на варенье и сушенье».

Крестьяне взмолились: «Мы теперь стали хуже нищих от наших секретарей и приказных. Кто только к нам в селение завернёт, тот что хочет, то с нас и берёт. А жаловаться негде; один другому потакает, и нигде у них суда и правды не найдёшь». Один только Харкевич набрал с крестьян свыше десяти тысяч рублей. Он придумал оригинальный способ поборов: подговаривал крестьян спорить с помещиками, а потом наживался, успокаивая возникавшие столкновения и разбирая дела.

Бенкендорф затеял серьёзное расследование. «Поскольку нет боевых действий, я объявил войну гражданским чиновникам, которых не деморализуешь ни артиллерией, ни пехотой, у которых не отобрать поле боя при помощи быстрых маршей и контрмаршей, — признался он Воронцову. — Но мне было приказано установить истину, и я раскрыл и изобличил целую кучу мерзавцев»⁷⁸. Как когда-то в 1812 году, генерал принял сторону крестьян. «При том обнаружилось, что Харкевич давал взятки губернатору, посылал ему провизию и т. п.». Незаконные действия Бравина подтвердились и донесением генерала Русанова. В результате «высочайше утверждённым положением Комитета министров губернатор Бравин был удалён от должности[16], а виновные чиновники преданы суду»⁷⁹.