В кратких словах Мак чётко изложил суть дела, слегка улыбнулся обоим и вышел из комнаты.
И они остались вдвоём.
— Скажу тебе по чести, Бенони, я не думаю, что из этого выйдет что-нибудь путное, — прямо ответила Роза. — Я долгое время была помолвлена с одним человеком на юге, и не случайно я так часто уезжала из дому.
— Может, вы за него и собираетесь замуж?
— Нет, из этого ничего не выйдет. С ним у меня никогда ничего не выйдет.
— Тогда, может, вы не откажетесь от меня? Но я именно таков, как сижу здесь перед вами. Я простой человек. Стало быть, мне здесь ждать нечего.
Роза задумалась, изредка помаргивая.
— А если попробовать? По мнению крёстного, я именно так и должна поступить. Но для начала признаюсь тебе честно, — с улыбкой добавила она, — что не ты моя первая любовь.
— Нет, нет, об этом я и не мечтаю, но мне до этого нет дела, — отвечал Бенони по своему разумению.
Короче, они ударили по рукам...
В последующие недели люди немало судачили об этом удивительном событии, о том, что хотя здесь, может, и виден промысел Божий, но всё равно как-то странно... А в доме у пономаря выражались без обиняков: Божий промысел, говорите? Никакой не промысел, а селёдка. Не разбогатей Бенони на сельди, не видать бы ему Розы как своих ушей.
У них ведь подрастал свой сын, и он скорей был бы парой для Розы.
V
Прошло несколько недель. Роза частенько наведывалась к Маку в Сирилунн, и Бенони всякий раз там с ней встречался. Люди их не поддразнивали: нет такого заведения дразнить парочку, которая ничего не таит, а Роза и Бенони-Почтарь открыто признавали, что, мол, да, что они дали друг другу слово.
Бенони продолжал доводить до ума свой дом и навес, обшивал панелями и красил, не хуже чем у других богатых людей, и те, кто видел его пристройки с моря, говорили: «Вот там стоит господский дом нашего Бенони».
В Сирилунне была веранда, и Бенони уже подумывал, а не пристроить ли и ему такую же веранду к своему дому, конечно, в уменьшенном масштабе, без деревянной резьбы, просто, чтобы был такой уютный уголок с несколькими сиденьями. Для начала Бенони дал задание маляру.
— Чего-то я зазнался последнее время, и хочется мне соорудить закуток, — сказал он, — эдакий ерундовый закуточек.
Маляр, из местных, поначалу не понял.
— Закуток?
— Ну, люди ещё кличут это верандой, — пояснил Бенони и отвернулся.
— А для чего вам веранда?
— Ты, может, и прав. Я хотел её для приятности, чтоб было где постоять и поглядеть вдаль.
Никак, маляр смеётся? С этим Бенони покончит без всякого, смеяться себе прямо в лицо он никому не позволит. И Бенони кликнул плотников, которым с излишними подробностями растолковал, чего именно ему надо, наметил высоту и дал прочие указания.
— Пусть будет такое место, где можно летом посидеть, попить кофейку.
Плотники были народ смекалистый, родом не из этих мест, а потому успели многое повидать на белом свете.
— У людей с достатком всегда есть веранда, — сказали плотники и одобрительно кивнули.
Несколько дней спустя Бенони осенила новая идея. В Сирилунне ко всему была ещё и голубятня. Она стояла посреди двора и держалась на одном столбе, была выкрашена белой краской, а наверху красовалась медная шишечка. Голуби вносили большое оживление, а куры не шли ни в какое сравнение с голубями.
— Надумай я завести хороших, породистых голубей, мне их даже девать будет некуда, — сказал Бенони.
Он взял одного из плотников и показал ему, где должна стоять голубятня.
Так проходили недели, и настала осень. Бенони хлопотал дома и потому не вышел в море. Плотники и маляры уехали, напоследок они выполнили ещё одну работу — застеклили веранду цветными стёклами, и получился всё равно как вход в райские кущи. Даже в Сирилунне и то не было цветных стёкол, этот проныра Бенони выносил идею со стёклами у себя в голове.
Но когда ремесленники ушли восвояси, Бенони одолела скука, он пошёл к Розе и прямо сказал ей, что одному здесь просто невмоготу, так вот не собирается ли она кое-что изменить? А Роза отнюдь не торопилась сбыть себя с рук, они вполне могут пожениться и весной, дело терпит.
Бенони занялся прибрежным ловом, но когда бухта начала покрываться льдом, так что дорога к открытой воде отнимала слишком много сил, он перестал выходить в море. Теперь у него совсем уже не осталось никаких занятий, кроме как ходить в церковь по воскресеньям. Выдавались такие дни, когда он был рад снова взвалить на плечи почтовую сумку со львом. Но сумку теперь носил один мелкий арендатор с пасторского двора, невидный отец семейства.