Бенони припомнил случай, который произвёл на него сильнейшее впечатление, но поведать о нём не спешил. Он снова разлил вино по рюмкам, они выпили, потом он напустил на себя вид торжественный и загадочный. Речь у них пошла о бутылочной почте. Из моря выудили бутылку с запиской, трое рыболовов на восьмивесельной лодке приплыли из дальней деревни и привезли эту бутылку. Пошли к учителю — тот ничего не понял. Пошли к пастору — тот ничего не понял. Тогда они решили отнести бутылку Маку... Не мне вам говорить, что на свете сыщется немного такого, в чём бы Мак не был сведущ. Но тут и он спасовал. Я сам сидел у него в гостиной, на софе, когда принесли бутылку, и Мак начал читать. Ума не приложу, что это значит, сказал он. Обратился ко мне, я тоже не мог ничего ответить. Мак подумал, дочитал и уставился на свои руки. Тут я начал смекать, что уж, верно, там такое написано, о чём ему рассказывать неохота. Небось про сельдь, подумал я, про большие промыслы в море. Вы, верно, и сами знаете, Мак силён думать. Но тут я не угадал: Мак вдруг поднял голову и закричал: «Роза! Роза!». И Роза спустилась сверху.
Пауза. Мужчины сидели тихо, увлечённые ходом событий. Помощник ленсмана спросил:
— И она поняла? Могу себе представить, как дальше события развивались. Я ведь тоже не очень глуп. Она прочла записку?
Бенони задумался и ответил не сразу.
— Она прочла! — многозначительно ответил он.
— Да что вы говорите!
— Для неё это было — всё равно как одна из заповедей или другой пустяк.
— Бесподобно! — воззвал помощник ленсмана.
— Для неё это было всё равно как родной язык. Я даже испугался! Ещё немного, и я поверил бы, что она пришла к нам из другого мира, из-под земли, можно сказать..
— А в записке что было?
— Что люди терпят бедствие в море.
После этого потрясающего рассказа они несколько раз выпили, а за питьём позабыли про бутылочную почту и принялись толковать про сети, про галеас «Фунтус» и про поездку в Берген.
— А что до сельди, так мне нужен новый улов, и ничего больше. Когда есть улов, к полным сетям съезжается, можно сказать, целый город, тут и евреи с часами, и золотых дел мастера, — прямо как на ярмарке. Вот я торчу здесь, даже кольца не могу купить, пока сельдь не войдёт в сети. У меня пустые руки, и я ну как есть ничего не могу поделать.
Но главный свой козырь Бенони приберёг до конца разговора. Это была долговая расписка Мака на пять тысяч талеров. Он был бы не прочь, чтобы новость разошлась по людям. Под предлогом, что ему надо посоветоваться со знающим человеком, он извлёк бумагу на свет и выложил её перед помощником ленсмана.
Длительное молчание и пристальное разглядывание.
— Ну, что вы на это скажете? — спросил Бенони.
И помощник ленсмана отвечал:
— Надёжней золота.
— Вот и я так считаю. А не думаете ли вы, кстати, что Сирилунн со всем добром и всеми чудесами уж как-нибудь потянет и на пять тысяч?
Бенони говорил об этих чудесах таким тоном, будто и впрямь уже стал совладельцем Сирилунна. Его распирало от гордости.
Но помощник ленсмана по-прежнему разглядывал бумагу и под конец произнёс:
— Для надёжности её надо засвидетельствовать в суде. Так положено по закону.
VI
А сельдь, которую предсказывал Бенони, так и не пришла, и потому он не сумел купить золотые кольца. Словом, что-то не заладилось.
И тогда Бенони отправился в Сирилунн и сказал Розе такие слова:
— А может, не будем ждать?
Но Роза не воскликнула, как он надеялся, «Да, да, конечно!». Напротив, её замкнутое лицо ясно ответило «нет», и тогда он продолжал:
— Может, нам хоть оглашение заказать?
— А куда спешить? — ответила Роза. — Ты вроде собирался идти зимой к Лофотенским островам?
— Никуда я не собирался.
Он был до глубины души уязвлён этим предположением. Человек с его состоянием не выходит рыбачить на баркасе. Впрочем, Роза тоже смекнула, что спросила невпопад, и начала отступление:
— Понимаешь, я думала, ты поведёшь галеас для Мака.
— Нет, Мак со мной об этом даже речи не заводил.
— Не заводил? А сам ты, конечно, тоже не пожелаешь заводить с ним?
Вконец обескураженный Бенони отвечал:
— Меня, слава Богу, не припёрло.
Она накрыла своей рукой руку Бенони, чтобы его умаслить. Ну и женщина, сидит рядом, но из её красивых пухлых губ никак не прозвучат слова: «Плевать на всё, и давай поженимся».
Поди их разбери, этих женщин.
Бенони обнял её за шею и поцеловал. А она не стала противиться. За всё время это у них был второй поцелуй.
— Я хочу купить тебе золотое кольцо и золотой крестик, — сказал он.
— Конечно, конечно. Но это ведь не к спеху.
— Да что с тобой творится? — спросил Бенони и поглядел на неё. — То не к спеху, и это не к спеху!
Её серые глаза подёрнулись дымкой, словно закатное солнце. Она встала и отступила от него на несколько шагов.
— Ничего со мной не творится. Так, значит, ты думаешь, в этом году сельдь не придёт?
— Сказать трудно. Но если придёт, я, конечно, выйду в море. По-моему, тебе только этого и надо.