Беранже

«…Вы снова скажете мне, — хорошо знаю это, — то, что уже говорили не раз: обязанности, которые налагает академия, нисколько не обременительны, — и сошлетесь на Лафонтена. Что мне ответить? Лафонтен был человек добродушный, а я человек самолюбивый и, к несчастью, вовсе не добродушный… я не привык смягчать свой нрав, и я вам признаюсь, что иногда он не очень рассудителен и не очень приятен… Я стараюсь отдалиться от тех друзей, кого судьба вознесла очень высоко… Это поведение, мой друг, соответствует моим правилам, которые я составил очень давно: люди, которые много страдали, обязаны быть мудрыми».

Решительный отказ, сопровождаемый краткой и меткой самохарактеристикой. Пусть не ждут от него и в старости приятных, всепримиряющих улыбочек и всяческого официального благолепия. Он остается таким же, каким был, независимым и колючим. И он продолжает быть поэтом оппозиции и во времена Июльской монархии.

* * *

И без академического кресла и без официальных речей он будет служить Франции и литературе. И не только своими песнями. Он поможет стать на ноги, опериться, запеть собственным голосом новому поколению поэтов, своих преемников и продолжателей. Если политические советы Беранже теперь воздерживается давать, то советы литературные тем, кто обращается к нему, дает охотно, щедро, вдумчиво.

К творческим его советам прибегают и видные писатели — Сент-Бёв, Мериме — и безвестные начинающие поэты, среди них немало рабочих, ремесленников — это особенно радует Беранже.

В вопросах мастерства он строг, взыскателен и верен своим принципам: правдивость, ясность, точность в употреблении слова, ненависть ко всяческой позе и аффектации.

Он требует от молодых песенников тщательной работы над рифмой, над рефреном. «Пусть песню до сих пор считают незначительным жанром, но это не может, не должно служить для поэта поводом к небрежности в работе над ним», — пишет Беранже в 1837 году поэту-башмачнику Тампуччи.

Обращаются к Беранже за советами и женщины-литераторы. В письмах к ним он не делает скидок на «нежный пол», не строит любезных мин, а беседует так же строго, просто и прямо.

Госпожа Элиза Франк, одна из усердных корреспонденток Беранже, начала переписку с общих вопросов о ремесле писателя и вместе с тем прислала свои стихотворные опыты.

«Подумайте, хватит ли у вас мужества пойти по этому пути, — пишет ей Беранже, предупреждая о трудностях, которые ждут того, кто хочет стать писателем. — Я знал одну даму, которая восхитительно говорила и недурно писала. Она тоже обратилась ко мне за советом. Я ответил, что лучше делать незаметные стежки, чем писать незаметные произведения. Она мне поверила и радуется теперь, хотя и видит, что Жорж Санд стяжала себе славу и богатство».

Писать заметные произведения, однако, вовсе не значит оглушать читателя словесными эффектами, трюками, ослеплять его блеском мишуры. Беранже не терпит трескучести и модничанья.

В стихотворении «Тамбурмажор», посвященном молодому критику, он пишет:

О гром стихов высокопарных!
Как ты противен мне и дик!
Толпа новаторов бездарных
Совсем испортит наш язык;
Собьет нас с толку фраз рутина,
И будут впредь, к стыду страны,
Для Лафонтена и Расина
Нам переводчики нужны.
На музу глядя, я краснею!
Она теряет всякий стыд
И давит формою идею,
Приняв отменно важный вид;
Не скажет «страсти», а «вулканы»,
Не «заговор», а «грозный риф»!
Ее герои — истуканы,
И вся их слава — дутый миф…

Не блистающий галунами «тамбурмажор» решает судьбы боя, а полководец в простом походном сюртуке. Истинным героем поэзии, как и битвы, всегда должна быть мысль.

…Она
Без фраз, без блесток и колечек
В вожде и авторе видна!
Она теряет от убора.
И дело критики — следить,
Чтоб в галуны тамбурмажора
Не смели гения рядить.

Беранже казалось, что не только толпа модничающих подражателей, но и действительно гениальные поэты романтического направления в своей драматургии и поэзии порой чересчур увлекаются внешним блеском в ущерб мысли.

Новый сборник стихов Гюго «Песни сумерек» вызвал одобрение Беранже, потому что в нем ясно зазвучала тема социальная, современная, поэт заговорил о страданиях бедняков.