Берберские пираты. История жестоких повелителей Средиземного моря XV-XIX вв.

Едва Барбаросса успел прибыть, как обнаружил, что его великая экспедиция обречена на провал. Король Франции опасался серьезных действий против императора и уже стыдился из-за союза с мусульманами. И внутри страны, и, более того, во всей Европе раздавались крики позора в адрес короля. Барбаросса покраснел от ярости и выдирал свою белую бороду – он проделал весь путь от Стамбула с огромным флотом не для того, чтобы сделаться объектом оскорблений.

Галера на якоре

Франциск I, понимавший необходимость предпринять что-либо для того, чтобы удовлетворить его самолюбие, неохотно отдал приказ бомбардировать Ниццу. В сопровождении слабых и плохо подготовленных французов, у которых быстро закончились боеприпасы, Барбаросса, крича при этом: «Прекрасные солдаты! Наполнили свои корабли винными бочками и вышвырнули пороховые бочонки!», обрушился на врата Италии. Город быстро сдался, но форт, защищаемый одним из непобедимых врагов турок – мальтийским рыцарем Паоло Симеони, которого некогда пленил сам Барбаросса, держался до последнего. И так как французы протестовали против разграбления города после его капитуляции, а спасительная армия Карла постоянно приближалась, лагеря были в спешке свернуты, и флот отступил от Ниццы.

Население Тулуна наблюдало той зимой странное представление. Прекрасная гавань Прованса была временно отдана турецкому адмиралу для размещения его войск на зиму. Там на приколе стоял огромный флот великого господина. И кто мог знать, как долго турки пробудут в достойнейшей провинции Франции? Здесь мусульмане в тюрбанах расхаживали по палубам и мостику, ниже и рядом с которыми тысячи христианских рабов, жертвы плетки боцмана, сидели, прикованные к скамьям. Французы были вынуждены беспомощно взирать на то, как их соплеменники, ставшие рабами, стонут на галерах безбожников в безопасном французском порту. Пленники сотнями умирали от лихорадки той зимой, но их нельзя было хоронить по христианскому обычаю. Даже колокола, созывавшие христиан на мессу, перестали звонить, поскольку турки считали их «дьявольским музыкальным инструментом». Образовавшиеся пустые места на скамьях галер заполнялись в результате ночных набегов на соседние деревни. В те ночи, когда пиратские банды совершали набеги, жители окрестностей Тулуна лишались сна. Необходимость платить столь ненасытным союзникам и кормить их едва не разорила Францию.

Французам не нравилось то, как пират выражает свою лояльность, и к этому надо добавить, что у императора могли быть некоторые причины сомневаться в искренности Дориа. Оба великих адмирала эпохи находились в Западном Средиземноморье, но ничто не могло склонить их к нападению друг на друга. Дело было в том, что каждый из них обладал репутацией, которую боялся потерять, и предпочел бы уйти в могилу в блеске немеркнущей славы. Франциск I подозревал, что Барбаросса ведет с императором переговоры о сдаче ему Тулуна, и, каким бы невероятным ни было это предположение, дополнительную почву для опасений короля создавали дружеские отношения, которые, казалось, сложились между генуэзским пиратом и его берберским соперником. Дориа передал Драгута, находившегося у него в плену, его старому капитану в обмен на три тысячи золотых крон (правда, впоследствии он вспоминал эту сделку с огромным сожалением). Ситуация с каждым днем становилась все более неприятной для французов. Из своего удобно расположенного лагеря в Тулуне Барбаросса послал эскадры Салих-реиса и других командиров разорять берега Испании, в то время как сам он продолжал «лениво заниматься опустошением сундуков французского короля».

Наконец французы избавились от Барбароссы. Франциск был вынужден обеспечить османский флот, собравшийся возвращаться на берега Босфора, деньгами и продовольствием. Королю пришлось освободить четыре тысячи рабов-мусульман, трудившихся на галерах, и передать их Барбароссе; он усыпал пирата драгоценностями, шелками и другими подарками. Корсар уплыл в уже привычном для него стиле – отягощенный добычей. Его обратный путь домой превратился в масштабное опустошение итальянских берегов; его галеры еще глубже погрузились в воду из-за множества погруженных на них людей. Прибытие пиратов в Константинополь было сигналом для того, чтобы пополнить все гаремы великих пашей прекрасными пленницами. Барбаросса, привезший с собой столь богатые дары, был уверен, что его примут с распростертыми объятиями.

Два года спустя, в июле 1546 г., он умер, успев к тому времени стать глубоким стариком – возможно, ему уже было около девяноста лет, но слава его пережила. «Доблестный, но благоразумный, яростный во время атаки, предусмотрительный при подготовке к ней», он стал первым морским капитаном своего времени. «Начальник моря мертв» – из таких трех арабских слов состоит нумерологическое значение 953, год Хиджры, в который Хайр-эд-Дин Барбаросса умер.