– Он же передо мной не отчитывается, – с натянутым смешком ответил Элеорд.
– Но… – она уцепилась пальчиками за его рукав, – вы же немного дружите?
– С влиятельными людьми трудно дружить. – Элеорд с усилием отвел глаза от Идо и тихо прибавил: – А влиятельным людям дружить еще труднее.
В последние сэлты он много думал о разговоре, случившемся после разрушения Первого храма, и о том участии, которое проявил к нему Вальин. Думал он и о том, что понимает юного правителя, понимает даже больше, чем тот говорит, – да только не может по-настоящему помочь. Думалось и о другом – о Едином храме, о капеллах, о притворе, где одну стену велено расписать крапивой, а вторую – чертополохом. Зачем? Впрочем, нет, вопрос звучал иначе: достаточно ли? Для немногих, кто безоговорочно послушен воле правителей, – да. Для тех, кто тоскует по прошлому и кому Разлад принес беды, – возможно. Но что сделают люди
Всем и так известно: короли хотят мира и оба в своих землях защищают равенство как людей, так и богов. Прошло достаточно, чтобы это равенство перестало так злить суеверных, а недовольные бароны и графы успокоились. Умер Штиль и унес с собой безволие; что Эльтудинн, что Вальин правили иначе: помогали вассалам в беде, не оставались равнодушными к несправедливости. Они умели и сражаться, и строить, и говорить, не боялись ничего из этого. В этом смысле короли и вправду изменили мир. Но кое-что Разлад все-таки уничтожил – а может, это уничтожило само время.
Ушло не равенство как таковое, нет… ушла готовность людей быть равными.
Много приливов они были равны перед богами, родом Незабудки и сюзеренами. Но боги открыли глаза, Незабудка увяла, а сюзерены захотели перемен. Оказалось, что можно выбрать сторону – и откроются новые пути. Для власти. Для мести. Для поиска сторонников. Если началом Разлада действительно был храм Тьмы, то продолжением стали ветры Свободы. Некоторые люди – такие как просвещенные, и следопыты, и пиратис – поняли, что им вообще не нужен король. Другие – отдельные графы, альянсы семей, осколки армий – решили, что могут выбрать короля сами. И все больше появляется третьих – тех, кто считал, что
«Простите друг друга».
«Примите друг друга».
«Перестаньте убивать друг друга из-за всей этой ерунды. У каждого свой свет и своя тьма, за каждым придет своя Смерть».
«И даже когда вы забудете нас, не забывайте себя».
– Скорее всего, – Элеорд очнулся от тяжелых мыслей и понял, что Иллидика ждет более понятного ответа, – у них очередные переговоры с королем Эльтудинном. По крайней мере, надеюсь, что переговоры, а не смертоубийство.
– А это правда, что он… темный… пьет кровь младенцев? – прошептала Иллидика, поежившись.
Элеорд тоже вздрогнул. Он-то знал, кто из двоих вынужден пить эту кровь.
– С чего ты решила, моя девочка?
– Ну… слышала, – пробормотала она, – у них же культ Варац… а еще он вроде как… убивает людей… зубами? Как животное?
– Что за суеверная чушь, – прошипел Идо. Удивительно: от Эльтудинна он еще недавно шарахался сам. Видимо, многое простил за более-менее цветущий вид короля, вернувшегося из Жу.
Иллидика вздохнула. Конечно же, она, как и всегда, не обиделась, да и сама явно не верила своим словам.
– Я так и думала, – в голосе ее Элеорд уловил облегчение, – мне вообще всегда казалось, что он очень добрый. Дома… ну, когда наше графство совсем голодало… он иногда присылал нам корабли с едой. Не то чтобы разной: рисовый хлеб, сладкие коренья, рыба… – она поерзала, удобнее устраивая на плече Элеорда голову, – а граф сказал, что подачки от
– Эльтудинн – неплохой человек, – осторожно проговорил Элеорд, у которого сжало желудок от этой истории. – И мне жаль, что…
«…что он уехал. Что они с Вальином не стали друзьями так, как становятся друзьями все нормальные люди. Что храм разрушили. А ты, малышка, такая тощая и до сих пор за обедом так прижимаешь ко рту хлеб, что понятно: даже из этой королевской “помощи” тебе доставалось мало».
– Неважно. Никого не слушай. И все, – пробормотал Элеорд, и в этот момент Идо тоже положил голову ему на плечо. – Устали, дети мои? И я.