Люди сновали вокруг, кто-то уже со шпажками с едой. Куски зайчатины и птицы, жареные овощи, моллюски, сыр… Влюбленные парочки смеялись, кормя друг друга. Ирис жадно, ревниво наблюдала за каждой такой, едва не рыча. Вот ведь… неприлично! Неприлично, и неважно, в кого ты там влюблен! Держите счастье при себе, ешьте культурно, и нечего тут… Она одернула себя. Злится, как старуха, нет, хуже, только потому, что Вальин не станет так есть из ее рук. Вообще ничего не станет. Ирис топнула ногой, но в следующую же швэ сама помимо воли расплылась в улыбке. Зато Арнст бы стал. И сам бы покормил без всякого стеснения. Чудесный Арнст…
Она поймала себя на мысли, что скучает по нему не меньше, чем по мужу, но ни капли не испугалась и не смутилась. Подумаешь! Грызла только досада: зря отпустила. И что Вальин таскает его, как собачку? Сам доедет, с таким-то эскортом. С ним увязались еще молодые бароны, мечтавшие стать графами и получить наделы побольше. Нет, правда… раз не берет ее, Ирис, не имеет права на Арнста! Хватит уже. И так все забрал.
Все… власть, например. Право командовать войсками. Контроль над храмами. И даже ненависть врагов. Ненависть… если можно так назвать его связь с Эльтудинном, – нет, можно, конечно, они все-таки воюют и раз за разом убивают людей друг друга. Но эти постоянные встречи, мирные разговоры, взаимные подарки… с точки зрения Ирис, конфликт они только затягивали. Даже если изначально Эльтудинн, по словам отца, был недоволен лишь тем, что Незабудка слишком много просит с Жу, то теперь он уже распробовал власть и оброс сумасшедшей сворой. Не отдаст, не уступит, несмотря ни на какое доброе отношение Вальина, ведь власть как вишня, она…
– Держите! – Вернулся запыхавшийся новоявленный рыцарь, он, видно, очень спешил. От вина шел приятный пар, а вишни он набрал целую шпажку, длинную-длинную, и даже не забыл отряхнуть, чтобы сироп не запачкал Ирис платье и горжетку.
– Вы чудо! – расплылась в улыбке она, сочувственно отметив, что себе он ничего не взял, не хватило рук. – Угощайтесь! – Она поставила кубок на край фонтана, забрала шпажку и, сняв одну ягоду, поднесла к полным – очень чувственным, как у большинства нуц, – губам. – Вы, наверное, переволновались, устали… я же все понимаю.
Рыцарь смотрел на ягоду смущенно и даже, кажется, краснел. Ирис протянула ее настойчивее, и он все-таки осторожно взял, не коснувшись губами пальцев. Словно вышколенное породистое животное… Ирис неожиданно для себя засмеялась и съела ягоду сама, настроение ее прыгнуло вверх.
– Не стесняйтесь, – попросила она. – Меня вообще не надо стесняться, я очень свойская, просто мне редко дают волю…
– Супруг заботится о вас, – церемонно произнес юноша. Что еще он мог произнести?
– Даже слишком, – вздохнула Ирис, но жаловаться не стала.
На что? Вальин буквально сдувал с нее пылинки. Относился ровно как наказал отец: словно к младшей сестре. Не понимал или не хотел понимать одного: наказ-то был временным. И даже не догадывался, глупый, что сама Ирис, пусть уезжала к чужому двору малышкой, получила совсем иное повеление.
«Охомутай его, да поскорее, моя Ирис. Лучше мужа из графов тебе не найти. Его отец и брат были великолепны… и от него тоже, каким бы он ни был сам, должны родиться великолепные дети. С которыми мы опять воссияем».
«Мы». Отец не думал, что умрет. Надеялся увидеть внуков. Что ж, не сложилось… может, к лучшему, он бы огорчался, зная, что у Ирис ничего не получается. Она огорчалась и сама. Вальин… в первые дни в замке ей было непросто принять правду о том, за кого ее выдают, но это осталось позади. Осталось немалой сердечной кровью, но все же. За страхом, жалостью и первой симпатией к доброму, приятному юноше пришел азарт. Многие при дворе Крапивы падали к ногам принцессы-Незабудки, что срубленные ветви. А Вальин не падал, но и не отталкивал так, чтобы совсем расхотелось атаковать. Он словно… побаивался ее, одновременно восхищаясь. Ирис это влекло все сильнее, хотя сейчас она уже сомневалась, любовь это или простое упрямство. Порой она представляла с ним совсем возмутительные вещи: например, как опоит его каким-нибудь зельем и… впрочем, нет. Сделать так значило расписаться в бессилии. Она пока не хотела. А свою неутоленную страсть и так было на кого направить.
– Ешьте все, я расхотела, – сказала она и отдала рыцарю вишни, сама взяла кубок. Пригубила, улыбнулась: – Снежное… такое греть – только портить, оно дорогое.
– Не дороже вас, – возразил рыцарь. Он нравился Ирис все больше.
– Лесть вам не поможет, – все же заявила она. Он тут же нахмурился и даже перестал жевать. – А, вы не льстите, а правда так думаете? Простите, при дворе одно легко перепутать с другим, так что я всегда ругаюсь на всякий случай.
– Мне будет лучше показать, что я
– Когда вернется муж, я ему о вас скажу. Правда, не знаю точно, когда это будет…