Берег тысячи зеркал (СИ)

— Я дважды обжегся, Джеха. Дважды. Первый раз и не наделялся ни на что. Просто поговорить хотел на прощание. Хотел, потому что не чувствовал такого никогда. Сам виноват, что обманулся и во второй раз… — я бью словами наотмашь, намеренно. Специально делаю так, чтобы Джеха больше не поднимал эту тему. — Я оставил ей номер в тех проклятых документах. Намеренно оставил. Ждал год, как ничтожество, звонка от женщины, которой никогда не был нужен. Я для нее ошибка. Любовник на одну ночь. Потрахались и разбежались. Вот как она считала, и считает. А ты это любовью обозвал, наивный.

— Я-то может наивный, — кивает Джеха. — Но ты самодур. Да. Я говорил, что вы не подходите друг другу. Это факт. Она белая, их понять сложно. Еще и с таким прошлым. Любой бы тебе сказал и не соваться к ней. Это неправильно. Но я не любой, а ты мне почти что брат, Сан. Потому, как брату говорю. Как брату, Сан. Плевать мне, какая она и откуда. Плевать вообще. Лишь бы ты был счастлив. Это все, чего мне не достает в жизни, Кан Чжи Сан. Твоего счастья. Настоящего счастья для моего друга.

Смотрю ему в глаза, но решение принято. У нас нет будущего. Вера была права с самого начала. Тогда что это, если не попытка опять обмануть себя же? Нет, хватит.

— Она изменилась, Джеха, — с горечью выношу приговор.

Я его вижу перед глазами каждый день. Это не моя Вера. А была ли она когда-то моей?

— Как и ты, — внезапно холодно парирует друг. — Ты стал не просто замкнут и закрыт. Ты стал действительно жесток, Сан. Беда в том, что жесток ты стал к себе же. Это разрушит тебя. И хуже всего, что все происходит на моих глазах. Я никогда не прощу себе того, что позвонил ей и попросил приехать в Сеул. Никогда, Сан. Ведь именно там, ты стал смотреть на нее не просто, как на мимолетное увлечение. Ты увидел в ней будущее. А теперь… намеренно от него отказываешься.

— Я отказываюсь? — гнев вырывается наружу так резко, что дыхание встает в горле. — Это я отказываюсь?

— Да. Ты. Ты пытаешься возложить ответственность на женщину? Или я ошибся? Где мой брат? Где тот, кто никогда не говорил, а делал? — закончив, и не услышав ответа, Джеха бросает то, что бьет больнее всего. — Ты знал, где он живет, Сан. Ты видел, что они не живут вместе. Изменилась? А ты бы не изменился, узнай, что твой отец тебя едва не продал какому-то чобалю из Франции ради исследований? Ты бы как к такому отнесся? Не стало бы стыдно? Больно? Не стало бы гадко портить подобным жизнь любимому человеку?

— Ты меня это спрашиваешь? — скривившись, прихожу в изумление. — Ты забыл, кто мои родители?

— Тебя. Ведь ты, похоже, и сам это забыл. Она изменилась не просто так, Сан. Этому были причины.

— Так она тебе теперь нравится? — прищуриваюсь.

— Теперь, да. Потому что сейчас она знает, что ей нужно от жизни. Это видно в том, кем она стала. И теперь никто не плюнет в вас осуждением, Сан. Не посмеет, потому что нет причин. Выходит, твоя агашши лучше знает, какими жестокими могут быть наши люди.

— Ты несешь бред.

— Неделя, и ты увидишь, что случится. Спорить бесполезно. Ты мне должен уже пятьдесят тысяч. Боюсь, через неделю будешь должен сто, — он выходит первым, но в дверях, напоследок, бросает: — И еще… Постарайтесь не поубивать друг друга. Вы стали, странно, похожи. Это пугает.

— Пугает его. Как остроумно, — огрызаюсь двери, и вот это уже пугает меня.

* * *

Хлопнув дверью дома, пытаюсь понять чего во мне больше: испуга из-за землетрясения, или злости из-за другого природного явления.

Проклятой магнитной бури.

И ведь смотрел так холодно, как хищник, готовый проглотить целиком.

И крестик этот. Носить его зачем, если смотрит, как на пустое место?

Негодование бурлит внутри, как стихийное бедствие. Направляясь к взлетной полосе, зверею еще больше.

— Через час, профессор, — кривясь, копирую его слова, и припечатываю стальным шепотом. — Напыщенный самодур.

— Мадам, нам вас ждать здесь? Не продолжать установку датчиков? — в спину летит ненавистный голос Фелис.

Я останавливаюсь и закрываю глаза. Я педагог. Ученая. Я обязана вести себя отстраненно сдержано. Но эта девчонка очевидный мастер по выносу мозга.

— Да, Фелис, — отвечаю, встав в пол-оборота, у выложенной бревнами, тропинке. — Оставайтесь в расположении. А лучше найдите старшину, или старшего солдата Сон. Попросите их помочь, и продолжите развертывание полевой лаборатории и станции исследования.

Девушка кивает после каждого слова. Был бы рядом блокнот, она бы и записала все, как в протокол. Надо успокоиться, иначе моя "магнитная буря" заденет всех.

— Что-то еще, Фелис? Мне нужно спешить, — спрашиваю, работая на опережение.

— Нет, все понятно, мадам. Ждем вашего возвращения. Нужно обработать все данные. Вы же помните, профессор Попов настоятельно…

— Помню, — вскидываю руку, останавливая Фелис, ведь еще секунда, и я взорвусь на хрен. — Я помню, — произношу спокойнее. — Благодарю.

— Не за что, мадам. Безопасного полета.

— Спасибо, Фелис. Спасибо.