Берег тысячи зеркал (СИ)

Я отворачиваюсь от греха подальше, и ускоряю шаг. Говорила, чтобы он не опаздывал, а сама не лучше. Еще две минуты, и опоздаю я. А все, потому что сидела полчаса в комнате, как дура. Ходила из угла в угол, пытаясь найти сердце в пятках. Оно там до сих пор. И мне бы думать о том, что на острове происходит что-то странное, но нет же. Все, что занимает мысли — крестик на его шее.

Мой крестик. На шее азиата православный крестик. Какой моветон. Глупость полная.

Следуя мимо казарм и хозпомещений, не замечаю никого, а у поворота на площадку, где каждое утро и вечер проходит построение, почти что бегу.

Успела. Его еще нет.

Осматриваясь, улавливаю удивленный взгляд нескольких парней. Они идут с мисками в руках, и накинутыми на плечи полотенцами. Перекинувшись парой фраз между собой, осматривают меня слишком пристально. У одного даже появляется ухмылка на лице.

Это еще что такое?

Но я не успеваю возмутиться, ведь замечаю, как они немедленно опускают головы едва не в миски. Быстрым шагом, солдаты сбегают так, будто их подталкивают в спину.

Понимание, откуда такая перемена в их поведении, приходит сразу. Я поворачиваюсь, а подняв взгляд, торопею.

Дежавю в действии.

Из вертолета выходит Сан. На нем форма летчика, а глаза скрывают солнцезащитные очки. Он встает рядом с носом и скрещивает руки на груди. Массивная мужская фигура в проклятой форме, выглядит еще больше. Почему я смотрю именно на грудь? Вероятно, потому что вспоминаю черную майку, под которой видела то, чего там быть не должно.

Глупость, но в горле встает влажный комок. Я проглатываю его, и делаю первый шаг к вертолету. К слову у полосы находятся несколько самолетов. В том числе истребители и огромный транспортник, который нас привез. Однако, агрегат, приготовленный для моей персоны, меньше, и не соответствует ожиданиям.

— Прошу, — Сан открывает дверцы вертолета, указывая на место второго пилота.

— Я могу сесть в салоне. Это не безопасно, — тут же возражаю, и холодно одергиваю руку.

— Пилот я. Вы будете выполнять то, что скажу я. Либо так, либо останетесь здесь, а данные придут через несколько дней с авианосца.

Я поджимаю губы, а сама, как дура, веду взглядом по его руке, сжимающей дверцы. Когда добираюсь до пальцев, ощущаю яркий озноб. В памяти всплывает салон автомобиля, чужой город и лиман.

Собравшись, отбрасываю все глупости, и уверенно сажусь. Лучше бы отказалась от затеи лететь на вышку.

Сан слишком близко.

Как не пытаюсь абстрагироваться от того, насколько туго он стягивает на мне ремни безопасности, — это невозможно. Нельзя взять и не замечать, как он касается, хотя и не переходит черту. А надо ли ее проводить, если и простые прикосновения, будоражат и волнуют. Думаю, бессмысленно. Он в сантиметре от моего лица, я ощущаю его запах, вижу каждую черточку и трещинку на губах. Осматриваю все, как воришка, пока Сан не видит и занят страховкой.

Слишком долго занят. Я вижу это, и понимаю, что он в состоянии застегнуть все за считанные секунды. Но Сан медлит. По пять раз проверяет каждый ремень, вынуждая дышать рывками, скрывая реакцию на подобный процесс.

— Вы настолько в себе не уверены, майор Кан? — задаю вопрос сухо и безэмоционально, а сама едва могу усидеть спокойно.

Кажется, землетрясение прямо сейчас начнется в груди. Еще секунда и он заметит, как колотится мое сердце, как тяжело я дышу, и как дрожат мои руки. Мелко, едва уловимо, но дрожат так, что озноб бежит и вдоль ног. Привычно, горячая волна задевает коленки.

И почему я не переоделась. Еще бы с голым задом на объект отправилась.

— Я должен полагать, что вы намекаете на мою некомпетентность? — Сан, наконец, прекращает терзать несчастные крепления, и поднимает лицо.

— Это очевидно, если вы проверяете страховку настолько тщательно, — парирую.

— Вы себе льстите, профессор, — он отстраняется, а следом с такой силой захлопывает проклятые дверцы, что я подскакиваю на сидении.

Черт бы тебя побрал, Кан Чжи Сан. Он только что попытался задеть меня настолько низко?

В гневе сжимаю руки в кулаки, а подняв взгляд, только сейчас замечаю, что сижу все равно, что в аквариуме. Мамочки. Ненавижу самолеты. Не-на-ви-жу. Закрываю глаза, но следом вздрагиваю, когда на мои колени опускаются наушники. Быстро схватив их, улавливаю странную тень усмешки на лице Сана.

Его забавляет мой страх? Он же знает… Он знает про Алексея. Как может вот так измываться?

Со злостью стискиваю зубы, а надев наушники, готовлюсь отдать богу душу. Это не пассажирский лайнер, где можно уставиться в журнал, и не замечать ничего. Это даже не транспортник, хотя полет на его борту оставил неизгладимый отпечаток на всех местах моего тела. Нас трясло так, что покидая салон, потряхивало еще минут двадцать после приземления.