Подняв лицо, я встречаю именно тот взгляд, которого боюсь, и в который влюбилась. Он притягивает, как магнит, тем, как невозможно ярко блестят грани черной драгоценности. Он холодный, но обжигает, он темный, но дарит больше света, чем самое голубое небо. Хотелось бы верить, что он только мой. Что Сан смотрел так, только на меня.
— Ты назвал это легкомыслием, — начав, тут же умолкаю, расслышав мягкий смешок.
Сан плавно накрывает мою руку своей, а я дрожу. Не одергиваю ее, не убираю, а слежу за тем, как продолжая, он смотрит на нее и гладит.
— Я много думал, как должно случиться то, что происходит сейчас. И пришел к выводу, что это неважно, пока я тебе не нужен. Потому пусть нашей общей чертой останется легкомыслие.
— Сан, — я сжимаю его ладонь, прикасаюсь к холодным пальцам, наслаждаюсь этим, но продолжаю говорить иное: — Ты должен меня понять. Все, что произошло между нами изначально нельзя назвать правильным. Нам нужно остановиться на этом.
Его взгляд пустеет. Из него исчезает блеск, грани тускнеют, камень становится холодным. Таким, каким должен быть, когда человек смирился с решением другого.
— Я хочу сделать для тебя еще кое-что. Мог не вмешиваться. Не говорить ничего. Но так будет правильно. И лучше ты узнаешь все от меня, чем потом, когда не будешь к этому готова.
Он отпускает мою руку, а я хмурюсь. Не понимаю, о чем он говорит, и зачем достав большой серый конверт из бардачка, протягивает его мне.
— Посмотри, — он кивает на конверт. — И тогда ты поймешь причину всего произошедшего.
Взглянув еще раз на Сана, замечаю, как он отводит глаза в сторону. Он явно выглядит злым и расстроенным. Быстрыми движениями, раскрываю конверт, а достав его содержимое, в недоумении перебираю множеством фото. На каждом мой отец, но странность в другом. В том, где они сделаны, и с кем он сфотографирован.
— Я… Я ничего не понимаю, — растерянность сочится и сквозь голос.
В сумбуре из предположений, пытаюсь понять, что все это значит, но не могу. Не могу ничего осмыслить, и обращаюсь с немым вопросом к Сану. Он медленно садится ровнее, очевидно, пытаясь подобрать слова, чтобы все объяснить.
— Когда мы возвращались обратно, эта вещь спасла меня. Так считает Имо. Думаю, я должен его вернуть, — он начинает севшим голосом, а рукой тянется к карману брюк.
Достав портмоне, Сан вытягивает из него тот самый крестик, который я потеряла.
— Сан, что все это значит? — в неясном порыве, я начинаю просматривать документы опять. Когда замечаю имя мужа, в жилах стынет кровь, а тело покрывается липким ознобом. — Откуда это… все?
Смотря на мой крестик, Сан не отдает его. Он бросает портмоне у рычага коробки передач, и почему-то молчит. Долго молчит. Слишком долго, и это пугает.
— Твой отец скрывал от тебя реальное состояние твоего супруга. Ему не предоставляли должного лечения намеренно, Вера. Чтобы ты его бросила сама. Уехала в Париж, считая, что он безнадежен. Но… это не так.
Услышав сказанное, ноги немеют. Я пытаюсь сделать вдох, а перед глазами страшные картины из недавних кошмаров. Сжав бумаги крепче, не могу совладать с собой. Руки трясутся, а дыхание становится роскошью. Это какой-то бред. Зачем папе это? Он не мог так поступить…
— Он не мог, — шепчу едва слышно. — Не мог. Зачем?
— Это доподлинно неизвестно, — Сан заглядывает в мои глаза так, будто пытается убедить, что не врет. — Вера, я понимаю. Это твой отец. Ты считаешь, что все о нем знаешь. Тебе сложно принять сказанное мной. Но это не выдумки. Это данные полученные нашей разведкой.
— Зачем вашей разведке копаться в моей личной жизни? — я взрываюсь негодованием, а злость бурлит.
Папа не мог так поступить. Это ложь и вранье. Я никогда не поверю в это. Ни за что.
— Он связан с Платини, Вера, — холодно оборвав меня, Сан кивает на снимки и продолжает, но я не хочу это слышать. Не верю, — Когда мы летели обратно, обнаружилась поломка борта. Я посадил его в экстренных условиях, но стало очевидно, что кто-то приложил к этому руку. Ты сама знаешь, что Ким Дже Соп главный бенефициар сделки по острову. Если бы он умер, проект был бы заморожен автоматически, до выяснения обстоятельств смерти подписанта контракта. Кому это нужно в первую очередь? Кто ухватился за нас с тобой, только бы вовлечь сделку по острову в международный скандал? Вера, я не желаю тебе зла…
— Я знаю, — на нервах выпалив, закрываю глаза, пытаясь унять лихорадку. Я вся дрожу, сердце стучит, как больное, а перед глазами папа. Мой папа, который не мог так поступить. Зачем ему эта грязь? — Он не мог этого сделать, Сан. Здесь что-то не так.
— Он развел тебя с мужем, Вера.
Я качаю головой, сжимаю губы в тонкую линию, и силюсь не дать слезам волю. Не могу в это поверить.
— Нет, — уверенно отрицаю.