Берег тысячи зеркал (СИ)

— Он манипулировал тобой, чтобы подобраться к Попову, который не хочет отдавать исследования по острову британцам, — Сан бережно обхватывает мое лицо руками, пытается успокоить, но все тщетно. Я не могу это слышать. — Попов знает, что тогда останется ни с чем, и куратором разработки Когтя станет Платини. А теперь, очевидно, и твой отец. Это сложно понять. Я знаю, и вижу, что ты не сталкивалась с таким.

— Да причем здесь это, — почти рычу, откидывая руки Сана. — Я что, по-твоему, не понимаю, что хотят от этого куска суши? Может я и женщина, но не тупица, Сан. Я знаю, что Коготь стоит на нефти. И знаю, зачем он вам. Вы сможете контролировать бассейн и стать независимыми в энергетическом плане от Штатов и Китая. Я это все знаю. Но не понимаю, почему ты решил, что мой отец в этом замешан?

Сан замирает, цепко осматривает мое лицо, а когда продолжает, больше нет смысла спорить. Но я не хочу в это верить.

— Он отправил тебя в Париж, чтобы внедрить в экспедицию намерено. Вероятно, хотел обыграть и Платини. Не верил, что Поль сможет украсть программу Попова, и был прав. Зачем он так поступил с твоим мужем… Прости, но я боюсь, что он рассчитывал на более выгодный брак для своей дочери. К примеру, с тем же сыном влиятельного ректора Сорбонны. Этого я не могу знать, но Сара… Проклятье.

Сан выругавшись, отворачивается к окну, но следом повернувшись обратно, стремительно наклоняется и гортанно шепчет.

— То, что я сейчас тебе скажу, — военная тайна, Вера. Если хоть кому-то станет известно, что я открыл рот, меня не просто посадят, чаги *(милая). Потому, когда я закончу, ты должна попытаться это забыть навсегда, но сделать для себя выводы. Попов десять лет работал над разработкой выработки метана в подводных вулканах у Когтя. Его расчеты — уникальный ключ к месторождению чистого газа. Это не просто миллиарды, это триллионы долларов. Об этом знают только несколько стран, которые гарантировали старику, что не уничтожат уникальную флору и фауну острова. Поль пытался украсть не просто расчеты. Он пытался похитить то, ради чего встречались военные атташе моей страны и Франции. Ему нужна была программа Попова. Когда мы едва не разбились, наши специ начали проверку всех, кто хоть как-то был причастен к Платини. То, что ты держишь в руках — не мультики, Вера. Это результаты проведенного расследования международными спецслужбами. Твой отец трижды в Мае встречался с Платини. Еще до кончины Поля. И Сара… — Сан резко умолкает, а я все никак не могу отпустить проклятые бумаги.

Жму их в руках, а в горле вяжет ком от обиды и слез. Так, значит, он развел меня с Лешкой. Он скрывал, что Лешку можно поднять на ноги. Выходит… свекровь права? Она права в своих проклятиях?

— Сару арестовали в Лондоне, Вера. Она полностью подтвердила все мои догадки о причастности Платини к попытке сорвать сделку. Но ко всему прочему, она рассказала, что твой отец лично просил ее сделать так, чтобы ты и не смотрела в мою сторону, а я в твою. Мотив может быть только один, Вера. Тебя хотели…

— Использовать… — по щеке бежит первая слеза. Глаза сухие, я чувствую это. Но проклятая слеза, отрывается от века и бежит вниз. — Хотел использовать для дачи показаний против тебя. Но все вышло иначе. Потому не помог… И его слова. Он так ужасно говорил тогда, — уставившись в одну точку, шепчу на родном.

Смотрю на руку Сана, в которой зажат мой крестик. Не чувствую ничего, кроме холода. Вокруг жара, но меня так знобит, словно я заболела. Знобит ужасно, и так, что стучат зубы.

Как мне посмотреть в глаза этому мужчине? Пытаюсь, но не могу. Его дочь, едва не лишилась отца из-за игр моего собственного. Его семья, и друзья едва не лишились Сана. Он мог погибнуть, если бы Платини добился своего. Мог разбиться, как Алексей. И в этом тоже может быть замешан мой отец.

— Какой… кошмар, — едва произношу, не в состоянии прийти в себя.

Сан обхватывает меня. Тянет на себя, и крепко прижимает к груди, обнимая. Прислоняется носом к волосам, что-то шепчет у макушки. Так приятно шепчет, но это не помогает. Стыд давит, я задыхаюсь, и чувствую себя тряпкой. Безвольной и ничего не стоящей тупицей, чьей жизнью решил помыкать родной отец.

А значит, на это способен кто угодно.

Холодное спокойствие накрывает снова. Ему я научилась, после того, что пережила. Два года рядом с койкой мужа, я училась держать слезы в себе, и давать им волю только в нашей пустой квартире. Я, кажется, выплакала все. И даже такое предательство не способно выдавить из меня больше, чем одну слезу.