Да, но слова песни можно понимать и по-другому. Ежели, скажем, лукавым духом царя будет не его баба, Потемкин или какой другой человек, а лукавый дух самому царю втемяшится в нутро и начнет нашептывать в ухо дьявольские советы. Тогда дело худо, совсем худо! Ежели, скажем, в него самого, в Каарли, такой дух вселится, какой особенный вред смог бы он сделать миру? Он даже не сумеет принести из монопольки чарку водки, чтобы разогреть голову и задать Рити маленькую взбучку. (И, подумаешь, какое это зло? Правду говоря, взбучка пришлась бы Рити как раз впору!) А ежели царь налижется и начнет бунтовать, тогда - ой-ой, Лийзу! - как говорит старый Ладу из Питканина. Тогда он может так скрутить в бараний рог страну, что весь народ застонет, может удариться в войну против других держав и во всем мире такую сумятицу учинить - ой-ой!
Как ни посмотри на это дело, а все выходит, что составитель песни был не из глупых людей. И ему, Каарли, тоже надо попробовать хоть в последнюю строфу своей песни влепить этакий неприметный пинок…
Каарли внимательно прислушался. На тропинке за оградой послышались шаги. Каарли узнавал знакомого человека издали, по походке. Нет, не Йоосеп. Частые, бойкие, торопливые шаги - сама Рити. Старик вздохнул и стал усердно наводить последний лоск на можжевеловую ложку.
- Ну как, песня готова? - спросила Рити, снимая с головы мокрый от дождя платок и развешивая его на веревке над плитой. - Кистер говорил Сийму, что песня нужна срочно. Я еще сегодня должна передать ее кистеру.
- Два куплета готовы, а над третьим придется еще покорпеть, - молвил Каарли.
- Ну и рохля же ты! Сыт, сидишь в тепле - чего тебе недостает?! Заставь тебя какой вздор или скверность всякую сочинять, так раз-два - и готово! А как станешь складывать нужную песню, за которую и денег можно малость получить, так у тебя в голове сразу все мешается.
- Неужто в самом деле сегодня нужно? Может быть, как-нибудь до завтра потерпит? - старался Каарли выторговать время.
- Какое еще там завтра! Я затоплю плиту и покормлю поросенка, а у тебя чтобы за это время было готово. - И, развесив мокрое верхнее платье, Рити стала растапливать плиту.
- налаживал Каарли начало третьей строфы. Рити сновала между домом и поросячьим закутом, нарубила на дворе немного хворосту и принесла его в комнату. В последней охапке был можжевельник, Каарли почувствовал это по запаху и по особому треску горящих прутьев.
- Ну, как у тебя с песней? - пытала Рити.
- Ходишь тут взад-вперед и хлопаешь дверью, все мысли разогнала.
- Ох ты, господь милосердный, просидел до обеда сиднем. Разве мало тебе было времени? А теперь как пугливая наседка на яйцах - и двери не открой. Ну, говори хоть то, что уже готово!
Рити еще подбросила сухих можжевеловых веток под плиту. Суп в котелке забулькал. Каарли не оставалось ничего другого, как пересказать Рити стихи, каковы бы они ни были. Последняя строфа, всегда самая существенная в песне, получилась, наконец, такая:
- Почему же ты так повернул, что царя ни один фон не превышает? - допытывалась Рити.
- Разве, по-твоему, было бы лучше, если бы я сказал, что царский закон сильнее всех ворон?! Так ведь не скажешь. Какое царю дело до ворон, это же насмешка будет над царем.
- А этак ты смеешься над господами помещиками, так тоже не годится!
- Как же это я смеюсь! Все графы, князья, даже великие князья должны склонить головы перед царем, не говоря уже про баронов и других «фонов». Укажи мне человека, который в Российском государстве устоит против царя!
Против этого довода Каарли не сумела сразу возразить даже Рити. Так как песня на этот раз туго запоминалась, Рити заставила Каарли повторять ее снова и снова.
- Нет, все-таки не пойдет, - сказала она напоследок, - конец ты должен переделать.
Теперь истощилось терпение Каарли.
- Ты что за чертов цензор ко мне тут привязываешься, чтобы знать, что пойдет, что не пойдет! Как-то должна песня рифмоваться: «Царь наш отец - его закон… » А «закон» с чем рифмуется? Ворон, фон, слон… Песню сложил, царю угодил, - какого черта тебе еще над нею кудахтать?
- В этой песне есть закорючка против баронов, я ее господину пастору передавать не стану. Бароны и царь заодно, а из твоей песни выходит, будто они идут друг против дружки.
- А почему им не идти друг против дружки? Царь - русский, «фоны» - немцы!
- Ежели бы царь был против немцев, то он не женился бы на немке!
- Может быть, царь мается со своей немкой, как и я с тобой.
Рити вздохнула, что случалось с ней очень редко. Обычно ее вздох предвещал дождь или бурю, сегодня же Рити припасла нечто другое: она тихим поучительным голосом сказала: