Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

Насколько Хатепер помнил Кахепа, нелюдимого хранителя библиотеки Обители, тому не было дела до всего, что не было запечатлено в его свитках. Этот Таэху, наверное, был так же стар, как Минкерру, – по крайней мере, дипломат помнил его столько, сколько помнил Обитель в этом своём перерождении. Старик был настоящим кладезем Знания, но делился этим Знанием с другими неохотно, точно скупец, цедящий воду в пустыне. Что у него было на уме, не знал даже Верховный Жрец. Иногда Кахеп мог вдруг проникнуться к собеседнику симпатией, и тогда его истории были действительно волшебны, уносили в иные эпохи, распахивали новые горизонты. Но такое случалось чрезвычайно редко. Отказать во встрече он мог даже самому Владыке. Угрожать было бесполезно – Кахеп давно уже жил далеко за гранью нормального или, попросту говоря, выжил из ума. Но своё дело он знал блестяще, и если удавалось найти к нему подход – общение с ним могло быть бесценно. Что такого увидел старик в Павахе, Хатепер не понимал. Джети объяснил, что Кахеп мечтал доподлинно, из первых рук узнать, как чувствует себя рэмеи, поражённый Проклятием Ваэссира. Стало быть, Павах был для хранителя сродни его свиткам – живая история, ждавшая запечатления, а не смертный мужчина с бременем преступления на плечах. Это Хатепер ещё мог понять, насколько сам представлял ход мыслей Кахепа. Но то, что хранитель отведёт воина в сокровищницу знаний?..

Когда Джети и Хатепер закончили разговор, была уже ночь. Таэху сам, лично, проводил гостя в комнату, выделенную Паваху. Целитель Сэбни, приставленный к бывшему телохранителю и теперь дежуривший у его ложа, почтительно поклонился Верховному Жрецу и Великому Управителю.

У стены, у изголовья, скрестив ноги в позе писца, сидел старик и что-то тщательно выводил на листе бумажного тростника. Он даже головы не поднял, полностью погружённый в своё занятие. Выглядел он так же, каким его помнил Хатепер, – сухой, морщинистый, в своих жреческих одеяниях похожий на большую растрёпанную птицу. Тёмно-синие глаза давно потускнели, но всё ещё различали строки и столбцы священных текстов. Тонкие узловатые пальцы, похожие на когти Матери-Грифа, всё так же ловко орудовали палочкой для письма.

Хатепер коротко посмотрел на Джети. Казалось, Верховный Жрец ничуть не удивился, застав хранителя здесь.

Дипломат сделал несколько шагов к ложу и посмотрел на рэмеи, из-за которого потерял любимого племянника, из-за которого всё, что они с братом создавали так долго, оказалось под угрозой. Павах был лишь инструментом чужого масштабного замысла, оружием, но именно это оружие нанесло удар. Теперь от воина осталась лишь тень его самого, хрупкий опустевший остов. Он лежал неподвижный, с омертвевшим спокойным лицом, и казалось, даже его грудь не вздымалась от дыхания. Как легко было оборвать последнюю ниточку жизни… но это означало бы и оборвать нить к Хэферу.

«Боги сплетают узор нашей истории причудливо… Столько надежд возложено на того, кого стоило бы стереть из жизни и из вечности…» – отстранённо подумал дипломат, пытаясь найти в себе отголоски ярости, ненависти, но находя только усталое сожаление.

Спрашивать Кахепа, зачем тот ввёл Паваха в транс, зачем отвёл в священные недра Обители, было бессмысленно – он уже сказал Джети всё, что счёл нужным.

– Что произошло в пещерах? – тихо спросил Хатепер, неотрывно глядя на воина.

Тишина затягивалась, нарушаемая поскрипыванием писчей палочки по листу бумажного тростника.

– Ответь господину Великому Управителю, Кахеп, – мягко велел Верховный Жрец.

– Я уже говорил тебе, Джети, а ты не слушал, – сварливо пробормотал хранитель, выходя из своего полу транса. – Буря! Он вошёл в бурю за своим Владыкой!

– Пожалуйста, объясни, мудрый, – обратился к нему Хатепер, снова напоминая себе о бесполезности угроз.

Кахеп отложил палочку, поднял голову и посмотрел на дипломата совершенно ясными глазами, осознав наконец его присутствие.

– Он – Храбрый Инени. Золотой сокол позвал его, и он вошёл в бурю. Отдал свою жизнь… но не всю. Я торопил его, говорил, что вернуться будет сложнее. Но когда началась буря – он повернул сам… и больше не нашёл дорогу назад.

Хатепер уточнил день и час. Джети подтвердил – то, что Кахеп назвал бурей, совпало с видением Секенэфа. Время в трансе текло иначе – Павах мог стать свидетелем целых эпох там, в пещерах, прежде чем его разум и тело не выдержали. Но в совпадения, особенно там, где дело касалось мистической стороны явлений, дипломат не верил, хоть хранитель библиотеки и приплёл к случившемуся старую рэмейскую сказку.

– Я был свидетелем его последних слов. Он говорил со своим Владыкой, – уверенно сказал хранитель.

– И что говорил? – уточнил дипломат.

– «Мы живы!» – торжественно возвестил Кахеп, а потом с сожалением покачал головой и пробормотал: – Инени вывел своего Владыку на Берег Живых. Он достоин, я же говорил… Плохо будет, если сам так и не сумеет вернуться…

В голосе писца зазвучала неприкрытая печаль, и это тоже удивило Хатепера. На его памяти хранителю свитков никогда не было дела до живых.