Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

Краем глаза дипломат видел, как сперва отшатнулись оба Таэху. Он вскинул руку, останавливая Интефа и остальных, кто хотел было помочь ему.

– Я отправляюсь за Павахом из рода Мерха – за тем, кто видел тебя, если это и правда был ты, – спокойно, размеренно произнёс Хатепер, заглядывая в наполненные тлеющим безумием глаза. – Ответь мне, Перкау, – ты ли был тем жрецом, который пытал наших воинов?

– Я чувствую, как твоя воля сминает меня… – прохрипел жрец, стискивая его запястье ещё сильнее. – Расплавленное золото… Испепеляющие лучи солнечной ладьи… Но он найдёт, что противопоставить тебе!

– Кто – он?

Губы Перкау раздвинулись в измученном оскале, подобии улыбки, а потом его глаза закатились, и хватка ослабла.

– Больше нельзя, мой господин! – воскликнула Итари. – Дай ему отдых, прошу – иначе мы потеряем его.

– Потерять его я не могу себе позволить, – ответил Хатепер, распрямляясь и потирая горевшее болью запястье.

На коже остался след как от ожога – отпечатки пальцев жреца. Он перевёл взгляд на изувеченное тело бальзамировщика. Его дознаватель был искусен – пока Таэху не совершили с телом ничего, что не поддавалось бы исцелению в долгосрочной перспективе. Хотя раны были глубокими, воспалиться им не давали, а плоть оставили почти целостной. Хатепер не хотел излишне калечить своего пленника, пусть в итоге его и ждала казнь. Что-то мешало дипломату перешагнуть черту непоправимого – не милосердие, нет, но то самое преследовавшее его ощущение неправильности происходящего, точно он упускал что-то важное.

– Позаботься о нём, – велел он Итари. – Исцели всё, что сможешь.

– Какая сила, – тихо проговорил Интеф, кивнув на лопнувшую цепь.

– Это – жрец Владыки Каэмит, почти потерявший разум от боли. Теперь он просто снял все запреты… но к ответу мы так и не приблизились… Никого не пускать к нему, кроме Итари Таэху, – велел Хатепер, проходя к дверям, и коротко взглянул на Таа. – Это приказ. Когда мудрая Кахэрка вернётся – доложить мне тотчас же.

Бальзамировщик бесстрастно поклонился.

Тихой тенью к Хатеперу скользнула Итари, держа в руках маленький горшочек со снадобьем.

– Позволь, мой господин, – жрица кивнула на его запястье. – Ожог Сатеховым Пламенем может не заживать долго.

Хатепер протянул ей руку, позволил обработать странный ожог, но сам всё думал о том, кого же имел в виду Перкау. Владыку Каэмит? Или врага, о котором они пока не знали?..

* * *

Со стоном он пришёл в себя, встретился взглядом с лазуритовыми глазами… глазами совсем другой Таэху.

– Очнулся. Хорошо, – с облегчением проговорила жрица и погладила его по лицу. – Рано уходить. Ты нужен здесь.

Воспоминания медленно, словно нехотя возвращались к нему вместе с болью, которую сейчас усмиряла целительница. Его пытали по приказу Великого Управителя снова. В какой-то миг он потерял сознание и увидел…

Таэху поднесла к губам Перкау чашу, бережно приподняла его голову, помогая выпить какой-то отвар. Боль меркла, а вместе с ней притуплялось и общее восприятие реальности. Целые куски памяти ускользали от него.

– Вот так, – ласково произнесла она. – Всё будет хорошо.

– Не будет, – хрипло прошептал Перкау и пошевелился, пытаясь найти силы приподняться, чтобы посмотреть на себя.

– Не надо смотреть, – мягко остановила его Таэху, поправляя тонкую ткань, закрывавшую его тело, точно то уже стало трупом.

– Оставь меня!

Огонь в светильнике вдруг полыхнул ярче. Жрица невольно отшатнулась, натолкнувшись на его взгляд. На её лице отразилось изумление и, кажется, страх, но уже в следующий миг к целительнице вернулись спокойствие и невозмутимость.

– Я забираю твою боль, чтобы ты мог отдохнуть.

– Ты забираешь мою боль, чтобы завтра я мог выдержать ещё больше. Таэху – величайшие целители… и величайшие мастера пыток…

– Я – целительница.

Перкау попробовал двинуть руками и невольно обрадовался, что те ему подчинялись. Осмотреть себя взором целителя он сейчас толком не мог – сквозь марево, заполнявшее разум, – но, кажется, кости были целы, пальцы, рога и хвост оставались на месте. Когда жрица положила ладонь на его лоб, бальзамировщик уже не отстранялся, равнодушно позволяя ей делать то, зачем она была приставлена к нему. Тело было измучено и радовалось минутам отдыха от боли. Но оно разрушалось, как и его храм… и вскоре должно было опустеть…

– Ты не помнишь, как очнулся перед этим?

Смутно он вспомнил лицо Великого Управителя, взгляд золотых глаз, пронзавших саму его суть. И пламя, полыхнувшее вдруг перед ним, придавшее сил как когда-то… Ужас накатил на него при мысли, что в полузабытьи он мог выдать то, что всеми силами желал скрыть. Перкау успокоил себя. Нет, выдать он не мог. Всю свою волю он направил не на то, чтобы сохранить гордость, а на то, чтобы защитить Хэфера. Боль не могла разрушить его настолько, чтобы кто-то смог подобраться к самому сокровенному. Он умрёт раньше, чем расскажет, – такова была цель…

– Не помню, – ответил Перкау чуть слышно. – Мне снился мой храм…

В глазах жрицы отразилось что-то вроде сочувствия, понимания. Но, возможно, он просто выдал желаемое за действительное, наложив образ из сна на неё…