Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

Он звал своих братьев и сестёр по служению, но никто не отзывался ему – его голос обрывался и таял в переходах смолкшего храма. Только вожак стаи стражей оставался с ним, и Перкау был бесконечно благодарен ему за это, потому что в смолкшем запечатанном храме действительно было пусто… и жутко… Для того, кто привык к покою некрополей, гробницы не казались ни пустыми, ни жуткими – они были населены памятью и искрами жизни приходивших прежде. Но здесь… Запечатанные двери были лишь внешним отражением запечатанной памяти древних камней, отражением засовов, запиравших само течение жизни Места Силы.

Не в силах больше оставаться внутри, вслушиваться в собственную гулкую поступь в пустых переходах, Верховный Жрец выбежал из храма в ночь. Едва он переступил порог, старые створы с гулким стуком захлопнулись за ним, и он больше не сумел открыть их, как ни пытался.

Заброшенные сады походили на забытый всеми некрополь – здесь тоже больше не было жизни. Внешне всё пока оставалось таким, как жрец помнил, но пышные заросли как будто уже высохли изнутри. Бальзамировщик побрёл вперёд, и пёс-патриарх шёл рядом с ним, прижимаясь к его ноге тёплым боком, как делал всегда в знак поддержки. За спиной застыла тёмная громада храма, но оборачиваться было страшно, потому что дыхания Ануи Перкау здесь больше не ощущал.

– А ты ведь ушёл на Запад, – тихо произнёс бальзамировщик, переглянувшись со стражем. – Стало быть, и я тоже уже мёртв?..

Он попытался вспомнить, что предшествовало этому, но видение затянуло его слишком глубоко. Кажется, он ощущал боль, но Перкау уже не был уверен…

Пёс неопределённо махнул хвостом и сочувственно и коротко заскулил.

Жрец опустился рядом с ним на колени, крепко обнял, ощущая под ладонями жар мощного тела стража и гладкий шёлк шерсти.

– Спасибо, что не оставил меня… Спасибо…

Патриарх опустил голову ему на плечо и вздохнул. Так они и сидели некоторое время, пока звёзды совершали над ними своё еженощное вращение, а вокруг призрачно шептались сады.

– Я больше не знаю, куда мне идти… – шёпотом признался Перкау. – Ты ведь проводник душ, старый друг. Помоги мне…

Пёс чуть отстранился и серьёзно посмотрел жрецу в глаза, потом навострил уши, переводя взгляд куда-то за его плечо – туда, где кончались плодородные земли храмовых владений и пролегала граница с песками Каэмит.

Бальзамировщик обернулся…

– Страж не проведёт тебя – ты ведь жив, – мягко проговорил голос – такой знакомый, но который Перкау давно уже не надеялся услышать.

Жрец замер от неожиданности. Пёс спокойно ждал.

– Не бойся, иди ко мне, – нежно позвал голос. – Ты просто позволил себе забыть, что никогда не будешь оставлен.

– Я не звал тебя, – осторожно возразил Перкау.

– А мог бы сделать это в любой миг. Ты выбрал вернуться в тени некрополей, к другой своей наставнице, но я никогда не отрекалась от тебя.

Пёс насмешливо и беззлобно ощерился. Жрец почувствовал, как кровь прилила к лицу, – совсем как в молодости, когда они повстречались впервые. Много лет прошло с тех пор, много событий.

Её тоже уже не было среди живых – он это знал…

– Иди ко мне.

И Перкау пошёл на её зов. Она всегда имела над ним особую власть, да и, пожалуй, над всеми, кому довелось с нею встретиться.

Заросли разошлись перед бальзамировщиком, но за ними не было знакомой тропы, в конце которой стояли статуи Ануи в облике шакалов, возлежавших на ларцах таинств, – лишь фиолетовое небо и серебристые пески. Ночь Каэмит распахнулась перед ним сияющей бесконечностью, манящая, похищающая дыхание тайным восторгом.

Как он мог забыть?.. Как он позволил себе забыть?..

Что-то в его душе шевельнулось – запертый поток энергии отчаянно желал выхода.

На границе его ждал, переминаясь на мощных, покрытых красно-рыжей шерстью лапах зверь ша. Перкау вспомнил, как точно такой – или такая? – ша приходил в ночь перед прибытием отряда Паваха к храму, приходил не чтобы напасть, а чтобы передать предупреждение Владыки Каэмит: враг у порога. Как же давно была та ночь… Тогда приход ша знаменовал близкую поступь перемен – тех самых, что уже происходили теперь.

Перкау сморгнул. Вместо ша перед ним стояла женщина, которую он хорошо знал. Ветер пустыни играл с её распущенными спутанными волосами цвета тёмной кровавой меди, теребил подол терракотово-красного калазириса с длинными разрезами, обнажавшими стройные крепкие ноги. Её глаза, яркие, пронзительно синие, как тёмное стекло реки, насмешливо сузились. Мелодично звякнули браслеты, украшавшие её тонкие запястья, когда женщина тепло улыбнулась и протянула руки ему навстречу.

Перкау погладил пса, черпая в этом прикосновении уверенность, а потом шагнул вперёд, пересекая границу, ступая на серебристый песок. Страж последовал за ним, но не мешал.

Женщина миновала ничтожное расстояние, остававшееся меж ними, и заключила жреца в объятия. Её тепло, её запах – прежние, знакомые – затопили его. Не удержавшись, Перкау уткнулся в её волосы, вдыхая мускусный аромат благовоний из древних запретных святилищ.