Берег Живых. Выбор богов. Книга первая

Его голос звучал холодно, отстранённо, и он смотрел словно сквозь Джети. Лицо Таэху выражало печаль и озабоченность. Не было смысла оправдываться, а состояние Паваха, похоже, так и осталось неизменным.

– Мы сделаем для тебя всё, что скажешь, Секенэф, – тихо произнёс Джети, обращаясь к Императору не как к властителю, но как к старому соратнику, с которым было пройдено уже так много. – Как прежде, так и теперь.

Хатепер знал, что его брат уже всё решил.

– Мне нужны твои целители, чтобы пробудить его. Я могу призвать его, но мне нужно, чтобы он при этом выжил.

– Вырвать из его беспамятства, которое приближает смерть…

– Да.

– Даже я не могу до сих пор сказать, в каком состоянии находится его разум после всего пережитого. Как целитель я не могу предсказать, что будет с ним, если мы сделаем всё настолько… резко. Тем более если это сделаешь ты. Вполне вероятно, он даже говорить уже не сумеет. Его знания будут утеряны.

Хатепер верил Джети, одному из лучших целителей Империи. Если даже Джети не мог предсказать…

– Ты можешь сделать так, чтобы он жил, – бесстрастно проговорил Владыка.

– Да. Его тело будет живым…

– Значит, и нить, соединяющая его с Хэфером, останется целостной. Это – всё, что мне нужно.

– О целостности нити я не знаю… Ведь именно из опасения нарушить эту целостность, из незнания, как это повлияет на душу царевича, мы исполняли доселе твой приказ не трогать Паваха.

Хатепер, в отличие от Джети, уже не надеялся, что Владыка будет колебаться или тем более отступит.

Тяжёлая пауза затягивалась. Таэху, не дождавшись ответа, добавил:

– Ты хочешь слить свою волю с его, соединить взор Ваэссира и нить Проклятия. Это – те воды, по которым не ходила прежде ничья ладья. Сумею ли я удержать его на Берегу Живых тогда, я не знаю.

Секенэф просто посмотрел на жреца, но одного его взгляда оказалось достаточно. Джети склонил голову, принимая волю Владыки.

Когда они выходили из кабинета, Верховный Жрец коротко переглянулся с Хатепером. Всё это время Паваха берегли ради связи, хотя дипломат надеялся и на то, что сумеет использовать бывшего телохранителя в расследовании. В конце концов, воин знал, кому служил, но извлечь это знание под пыткой было нельзя. Сегодня же Император сам готов был нарушить наложенный им прежде запрет. И Джети, и Хатепер понимали: после того, что произойдёт, использовать Паваха в раскрытии заговора они уже не смогут.

Но что бы ни думал Великий Управитель, как бы ни относился к происходящему, глубоко внутри его сердце было согласно с решением Секенэфа. Они должны сделать всё, чтобы отыскать Хэфера, чтобы узнать, что за беда его постигла. А удастся ли – ведали одни только Боги. Боги, скрывшие Хэфера от всех…

Джети оставил подле себя целителя Сэбни и призвал ещё двоих – старших жриц, ведавших тайнами разума больше, чем тайнами плоти. Женщины встали по обе стороны от ложа – у ног и изголовья – точно обе ипостаси Богини Аусетаар, безмятежные, величественные.

Сэбни был сдержан и собран. Хатеперу казалось, что жрец, все эти месяцы бывший при Павахе, занимавшийся его исцелением после того, как сам Джети исцелил разум воина, сегодня предпочёл бы быть как можно дальше отсюда. Похоже, он не верил в благополучный исход.

Дипломат остался у дверей, рядом с двумя Ануират, безмолвно сопровождавшими Владыку, куда бы тот ни направлялся. Он боялся даже дышать громче обычного, словно это могло нарушить что-то хрупкое, непостижимое. Он не знал, как остановить Секенэфа, если возникнет нужда, и всё же именно об этом просил его Император.

Кахепа в комнате Паваха сегодня не было – не то старик был занят среди своих свитков, не то Джети уговорил его не приходить. По краю сознания пронеслась едва ощутимая мысль: «Хранитель теперь тоже никогда не узнает то, что хотел…»

Джети провёл ладонями над воином, чьё тело оставалось здесь, а сознание пребывало так далеко, – в последний раз посмотрел внутренним взором целителя – и кивнул Сэбни, сидевшему на коленях у ложа. Тот поднялся, возжёг благовония от светильников, проверил целебные снадобья на невысоком столике у окна. Обе жрицы вполголоса запели, выводя едва различимый речитатив, зачаровывавший сознание.

Секенэф прошествовал к ложу. Впрочем нет, уже не просто Секенэф… Хатепер за все годы научился различать эту неуловимую грань, когда его брат становился бо́льшим, чем он сам… и с каждым разом терял всё больше от себя. Сейчас рэмеи, облачённый в простую тунику без императорских регалий, был не просто одним из Эмхет – хрупкая смертная форма не могла скрыть великую мощь, не могла обмануть даже несведущий взор. Присутствие божественного Ваэссира наполнило покои, и в эти мгновения они стали святилищем. Таэху склонились перед Ним, и Хатепер сам склонил голову, беззвучно шепча древние слова приветствия.

Говорили, что Эмхет могли подчинить своей воле любого, кто находился на их земле. Говорили, что их воля могла повернуть Великую Реку вспять. Многое говорили… а Хатепер знал доподлинно: границы возможного для тех, кто воплощал Силу Ваэссира, отстояли далеко за представлениями рэмеи и людей.