– Почему ты решился идти против старейшин? Против матери?
Сехир дёрнул плечом.
– Я не думал, что так будет. Просто знал, как правильно… Она… – Ануират кивнул на Тэру, и в тот момент его взгляд был полон благоговения, – она почувствовала, когда это случилось. Устремилась за тобой в храм, и псы тоже. Тогда я просто знал, что должен быть с ней, а не останавливать её.
– Воля Стража Порога…
– Да. Мы вроде как псы… чуем эту волю. Но то, что случилось… Неправильно. Старейшины будто потеряли нюх.
– Не потеряли, – Хэфер невесело усмехнулся. – Но то, как все мы представляем нашу историю и волю наших Богов, может очень различаться.
Сехир вскинул голову, глядя на него с отчаянием.
– Я не знал, – глухо проговорил он. – Думал, старики в худшем случае тебе просто откажут… Мать говорила, что всё равно поможет тебе, что
– Но было условие…
– Я не знал, – повторил Сехир едва слышно.
– Я верю тебе, – сказал Хэфер и коснулся руки воина своей, а потом поднял кружку с пивом. – Иначе б не разделял с тобой трапезу.
Ануират взял кружку, неуверенно поднял, но на царевича смотрел так, точно боялся до конца поверить, и встревоженно принюхивался, пытаясь понять истинное настроение собеседника.
Выпив до дна – видимо, для храбрости – Сехир продолжал:
– После того, что я видел и слышал, я потерял веру в старейшин… Ты сказал, что не призовёшь своих Восьмерых, когда придёт срок, – в его глазах отразилась глухая тоска. – Но я ведь один из твоих Восьми!
Ануират вдруг скользнул вперёд неуловимым текучим движением, приблизился, опустился на одно колено.
– Меня возьми с собой, господин мой Хэфер Эмхет. Я знаю, где моё место. Рядом с тобой. Рядом с избранной.
– Рядом с избранной, – кивнул царевич, глядя на него,
– Ты – мой Эмхет, – упрямо возразил Сехир, склоняя голову, пряча взгляд.
– Я – тот, кто я есть.
О многом, очень о многом ему нужно было подумать, поднять знание, которое он принял, на поверхность осознанности… Но пока его всецело наполнял страх за Тэру, и он не мог сосредоточиться ни на чём больше.
– Твои предки сражались с такими, как я. «Очищали» нашу кровь.
– Я не стал бы! – возмутился Сехир. – Я…
– Знаю, – мягко прервал царевич. – И знаю, что значит для Ануират пойти против своей стаи. Ты спас меня и защитил её. Думаешь, я забуду это?
– Так ты… позволишь идти с вами, господин мой Хэфер Эмхет?
– Позволю. Я ведь уже сказал – только тебе и позволю, единственному, кто защитил меня там. Но не как одному из будущих Восьми, – Сехир напрягся, хотел было возразить, но царевич покачал головой и закончил: – Ты не нужен мне «в жизни и в смерти». Мне нужна твоя верность избранной.
Ануират глубоко поклонился, приложив ладонь к сердцу.
Хэфер вздохнул и налил им обоим ещё пива, жестом велев воину сесть обратно, напротив.
– Верховная Жрица приходила?
Ануират стиснул зубы и кивнул. Царевич вспомнил слова Бернибы о том, что теперь её собственный сын готов отречься от неё.
– Она говорила, что с Тэрой?
– Сказала, вернётся, когда ты очнёшься. Потому что я не подпустил её к вам.
И за это Хэфер тоже был ему благодарен.
– Избранная не уйдёт. Не может уйти, – горячо проговорил Сехир. – Ей ведь столько подвластно! И у неё такая воля к жизни! Сколько… сколько ей лет в этом перерождении?..
– Двадцать три. Всего ничего для рэмеи. Да и для человека немного… – Хэфер придвинулся ближе к Тэре, коснулся её волос, напоминая себе самому о том, что она здесь, она реальна, она
Сехир закусил губу, не став озвучивать очевидное, – годы для Тэры текли иначе.
Хэфер знал, что сделает всё – всё, что угодно, чтобы остановить её время. Но сначала она должна вернуться к нему…
– К тебе она вернётся даже от трона Стража Порога, – уверенно сказал Ануират, словно услышав мысли Хэфера.
Царевич нашёл в себе силы улыбнуться. В это и ему хотелось верить, потому что если не в это – то во что?..
– Позову Верховную Жрицу? – тихо спросил воин, больше не называя Бернибу матерью.
– Позови, – вздохнул Хэфер, садясь так, чтобы положить голову Тэры к себе на колени. – Мы с тобой не целители…
Сехир поднялся и бесшумно выскользнул из комнаты, притворив за собой дверь.
Хэфер опустил голову, вглядываясь в любимое лицо с тенью приближающейся смерти, но не позволяя себе оплакивать её.
– Вернись ко мне, родная, – прошептал он чуть слышно, проводя кончиками пальцев по её щеке, обрисовывая её губы, и склонился, чтобы поцеловать. – Боги, пусть она только вернётся…