Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая

Вечером они собрались на прощальный ужин. Самым удивительным – и неожиданным для Ренэфа – было то, что этот ужин оказался не официальным, а семейным. Таких вечеров отец не позволял себе с тех самых пор, как они получили вести о гибели Хэфера. Больше они не собирались за одним столом вот так, только семьёй. Но теперь рядом не было ни Хэфера, ни Анирет, и это казалось не совсем правильным. Сестра тепло попрощалась с ним перед тем, как отправиться к Таэху для продолжения обучения. А брат… Ренэф поймал себя на том, что хотел бы вернуть хоть один такой вечер из тех, которые прежде не ценил. Почему раньше это казалось таким скучным? И правда, стоило уехать далеко и надолго, чтобы понять. А может, дело было не только в отъезде…

Мать выглядела чрезвычайно довольной, отец был настроен благостно – даже странно было видеть его таким… земным. С дядей было легко, как, впрочем, и всегда – он разбавлял беседу шутками и в целом добавлял всему какого-то особенного… тепла? Да, пожалуй, тепла. В последний раз царевич видел подобное только в доме Нэбвена и Наилат. А теперь семья и правда… по-настоящему провожала его, надо же! В это даже поверить было трудно, и Ренэф боялся спугнуть случайным словом что-то хрупкое, неуловимое, поэтому в основном молчал. И запоминал, каково это. Нечто похожее было с сестрой, когда они сбежали с официальной части праздника.

Отец рассказывал об экзотических красотах Нэбу, о чарах саванны и высокогорных плато, об опасностях диких древних джунглей, раскинувшихся за границами сепата. Царевичу там бывать не доводилось, а рассказы впечатляли, особенно об охоте на местных могучих хищников. Ужасно хотелось попробовать самому! Достойный вызов… если выдастся возможность отлучиться из гарнизона, конечно. В то, что в джунглях можно запросто сгинуть, ему не верилось – даже когда дядя рассказал, как эльфы когда-то пустили свой флот в обход имперских границ, попытавшись высадиться на эту часть континента с самого юга, и пропали бесследно.

Потом беседа вернулась к Разливу, и к тому, как шли дела здесь, когда Владыка отбыл в своё паломничество.

– Хатепер свидетель, как долго мы пытались унять спорщиков. И вот стоило тебе только сойти на землю Дельты, как они чуть не бегом побежали писать мировую, – удовлетворённо отметила Амахисат, пригубив вина. – Тут уж любой уверует в могущество Ваэссира.

– Я думаю, всё дело в красоте и милосердии Золотой, воплощённой в царице, – возразил Секенэф с улыбкой и чуть коснулся её пальцев. – Потому что мировую они понесли подписывать к тебе, не ко мне.

– Я бы тоже подписывал все свитки у Золотой, будь у меня выбор, – вставил Хатепер. – Даже если дело решится не в мою пользу, всё равно не почувствуешь себя проигравшим.

Царская чета переглянулась и рассмеялась. Ренэф спрятал улыбку, отпив вина. Казалось, Разлив сблизил родителей, и он был рад этому, пусть даже это было лишь хрупкой иллюзией – момент, когда уважение друг к другу граничило почти с нежностью в случайных жестах, во взглядах. Так ведь бывало и раньше, но, когда послевкусие общих ритуалов уходило, всё возвращалось на круги своя. В этот раз он просто не увидит это возвращение.

И хорошо, потому что Ренэф хотел запомнить их именно такими – обращёнными друг к другу.

Его ладья уходила немногим после рассвета. В сопровождении двух телохранителей, прошедших с ним Лебайю, – последних, кто остался рядом с ним из его отрядов, – Ренэф покидал Апет-Сут. Внутри царила странная пустота, нечто между напряжением и покоем… Но он никогда не был хорош в определении эмоций и состояний, даже своих собственных.

Царская чета и Великий Управитель со свитой провожали его. Получить благословение отца было добрым знаком, но для Ренэфа оно уже не могло затмить те слова, которых он ждал всю свою жизнь: «… горжусь тобой, сын…»

Гладь Великой Реки распахнулась перед ним бесконечной сияющей тропой, веером вероятностей. Где-то там, за горизонтом, начинался новый этап его пути. В последний раз Ренэф обернулся к ослепительно светлым стенам столицы, различая далёкую хрупкую фигурку матери на пристани. На сердце стало тяжело, как будто он не сделал или не сказал что-то важное – упустил, забыл, отложил на потом.

«Всё, что я делаю, я делаю для тебя…» Её слова ведь были искренни. Но почему-то хотелось никогда их не слышать… как будто они предвещали смутную беду.

– Мой господин, ты позволишь сказать? – голос телохранителя заставил его вынырнуть из мыслей.

Царевич коротко посмотрел на воина и кивнул. Второй его страж тоже держался рядом – похоже, солдат пришёл говорить за обоих.

– Ты ведь мне жизнь спас тогда… Что бы ни было, для меня не будет другого командира.

– Для нас не будет, – поправил второй, и оба отсалютовали.

– У меня нет звания, кроме того, которым я наделён по рождению, – напомнил Ренэф, но воины ответили ему непроницаемыми взглядами.

– Я и за других сказать могу, – заявил второй страж. – Те, кто служил под твоим началом, откликнутся на твой зов снова, господин.