Они стояли у центральной стены одного из залов храма. Местами разрушенный безжалостным временем и враждебными руками, рельеф всё же сохранился достаточно чётко, чтобы передать образ: два Божества возлагали на голову Владыки Двойной Венец Обеих Земель.
Взгляд Перкау выхватывал отдельные строки священных текстов, архаичные, знакомые и вместе с тем – иные… Беззвучно губы бальзамировщика прочитали символы преданных забвению легенд древности.
– Так вот что это значит… Боги, да ведь если бы рэмейский народ знал это теперь!..
– Не всё Знание может быть передано другим, – тихо проговорила Серкат, а потом мягко развернула жреца к себе, обхватила его лицо ладонями, заглядывая в глаза. – Помоги ему. Помоги наследнику Нейтамер и Сехемаи, и он будет подобен Ирхэру Эмхет, первому Хатеп-Хекаи-Нетчери. Сколько врагов у него… и прежде всего – он сам. Моё искусство живёт в вас. Всё, что я делала, было ради этого мига. Помоги ему увидеть, познать. Ты ведь открыл для него этот путь! Он вернёт всё на свои места… или сгорит в собственном пламени.
Эхо подхватило её голос, отражая в сводах и стенах зала многоликим шёпотом. Перкау почувствовал, как тепло внутри разгорелось жарким огнём, грозя расплавить его изнутри…
… и пришёл в себя, рывком выходя из ритуального транса.
«
Потерянно бальзамировщик посмотрел на подношения в честь Разлива, на растворяющуюся в воздухе струйку дыма догорающих благовоний. Присутствие Серкат казалось таким ясным, словно она и правда только что была здесь, рядом с ним. Удивительно, как она умела вторгаться в жизнь, даже будучи давно мёртвой.
Ещё более удивительно – он был рад этому…
Перкау выдохнул, прижав пальцы к вискам и отстраивая сознание. Кожа отчётливо помнила прикосновение её ладоней. И казалось, Серкат всё ещё была где-то здесь – вот-вот выйдет из теней, усмехнётся его неверию в её присутствие.
Бальзамировщик помнил то пугавшее его чувство, когда он почти уже сорвался в бездну безумия, когда казалось, что пламя в его крови возжигало
Когда-то Перкау сам покинул Серкат, вернулся к своей наставнице в храм Ануи. Сколько лет он учился примирять в себе всё это. Ему хватило мудрости и знаний, чтобы служить Богам достойно, передавать свои знания Тэре… а потом и Хэферу. Но верно ли это было – теперь он не знал… и это тоже почти пугало.
Но ведь Серкат – если это, конечно, была она – права. Когда Перкау принимал решение, он
В эту ночь, когда менялись сами энергии мира, он просил Богов о том, чтобы Те подарили ему осознание. Стало быть, видение было их ответом?..
Чудовище, дремавшее на пороге отведённой ему комнаты, вяло вильнуло раздвоенным хвостом, чуть приоткрыв горящие угли глаз, – на жреца уставились узкие огненные щели. Это означало только одно: хозяин вернулся.
Перкау не знал, сколько священных зверей Сатеха жило в этом храме. Этот ша, самец, ходил за ним по пятам, изредка отлучаясь по своим делам. Ни разу он не пытался напасть, но когда бальзамировщик, бродя по храму и окрестностям, сворачивал куда-то, с точки зрения зверя, не туда – тот преграждал ему путь и скалился, топорща красноватую гриву. Хорошо хоть ядовитый хвост не вскидывал. Одного удара бы хватило. Заговоры против ша Перкау знал, но не был уверен, что это ему поможет.
Дверь распахнулась, и вошёл жрец Сатеха, к которому бальзамировщик до сих пор не знал, как обращаться. «Вирнан» звучало обидно, «Колдун» – обезличенно. Не то чтобы он собирался строить с этим созданием дружбу, но его судьба в ближайшее время, как ни крути, зависела от воли жреца. И этот жрец спас его.