Вот уже не первый год он приходил сюда, чтобы встретить чету Владык. Хатепер знал их обоих как живых мужчину и женщину. И всё же, каждый раз его сердце замирало, когда он видел их воплощениями силы и славы Богов, приносивших благословение народу Обеих Земель. Эту мощь, этот свет невозможно было сокрыть в хрупких сосудах смертной формы. Подобно тому, как божественные барки несли не просто статуи, но вместилища энергий, так царская ладья несла по водам Апет самих Ваэссира и Хэру-Хаэйат. Сила Владыки Эмхет озаряла Таур-Дуат, и Золотая оберегала Его, умножая Его мощь. И всякая жизнь отзывалась им, тянулась, раскрываясь, навстречу, и укреплялась незыблемая власть Божественного Закона, высшего порядка вещей.
В угасающих лучах ладья причалила. Хатепер преклонил колено, и то же сделали Ренэф и Анирет рядом с ним, жрецы и стражи за ними. Ваэссир чуть склонил голову в приветствии, и Золотая озарила их теплом своей улыбки. Казалось, сам свет жизни вспыхнул в эти мгновения ярче, и не было счастья большего, чем окунуться в сияние Их милости.
Так было каждый год, когда обновлялся цикл.
И вдруг сердце точно пробило навылет пронзительной, болезненной тревогой. Свет померк, и под ногами разверзлась бездна. Это длилось каких-то несколько мгновений – почти сразу всё вернулось на круги своя.
Но когда Хатепер поднял голову, встречая умиротворяющий взгляд Владыки, напоминавшей о вечной незыблемости всего сущего, он знал точно: после этого Разлива уже ничто не будет по-прежнему.
Глава 35
Декада празднеств подошла к концу вместе со всеми бессчётными храмовыми служениями, пирами и народными гуляниями. Длительные торжества утомляли, и после них неизменно хотелось уединения. Теперь Обе Земли постепенно возвращались к привычному ритму жизни. Чета Владык ещё не вернулась в столицу, и можно было позволить себе немного отдыха отдельно от всех, даже от многочисленных членов собственного семейства.
Ночь была бы невыносимо душной, если бы не приятный лёгкий ветерок, развевавший тонкую кисею в проходе балкона. Из сада доносился умиротворяющий хор цикад. Наполнив чашу разбавленным вином, Каэб вышел на балкон и расположился в плетёном кресле, с наслаждением вытянув ноги и хвост. Наконец-то благодатная тишина! Только ненавязчивый стрекот да шелест ветвей в саду, раскинувшемся внизу.
Своим садом Каэб чрезвычайно гордился и считал, что тот мало чем уступает садам во дворце Владыки – разве что размерами. Но зато растения сюда привозились со всех уголков Империи, и садовники получали щедрое жалование, чтобы содержать всё это великолепие в гармонии. Идеальное место отдохновения, самое любимое из его поместий – здесь можно было скрыться от тягот придворной жизни. Хорошо, что в его обязанности не входило сопровождение царской четы в Дельту. Это, безусловно, высокая честь, но тоже утомительно. Да и не хотелось лишний раз быть на глазах у Владыки, особенно в Разлив, когда тот пребывал на пике своей Силы. Эмхет, конечно, не читали мысли приближённых – это были сказочки для народа, – а всё же знали, чуяли гораздо больше, чем другие. И потому о сделанном Каэб в присутствии Императора старательно не думал – ни к чему звать беду. Да и сейчас думать не хотел.
Он прикрыл глаза, катая вино на языке, смакуя тонкий вкус. Хороший был урожай – Боги благоволили им в тот год. Продолжали Они благоволить и теперь. Всё к лучшему. Всё ровно так, как должно быть. А скоро их общие усилия принесут желанные, долгожданные плоды…
В следующий миг Каэбу показалось, что светильник в комнате мигнул – словно кто-то прошёл мимо, на мгновение закрыв собой скудный свет. Мужчина открыл глаза, прислушался. Слуг он отпустил отдыхать, да никто бы и не стал подниматься к нему в покои в такой час. Нет, показалось.
Он оглянулся через плечо.
Чья-то тень отчётливо проступила на фоне белых занавесей, пропускавших тусклый золотистый свет. От неожиданности Каэб едва не выронил чашу. Странное неприятное предчувствие, граничащее со страхом, поднялось в нём. Кинжал остался у ложа, в изголовье, – в собственном имении ему нечего и некого бояться. Кликнуть стражу? Глупо, не станут же они охотиться за тенями.
В горле пересохло, но вина больше не хотелось.
– Покажись, – тихо приказал Каэб, заставив свой голос звучать твёрдо. – Сейчас же.
Лёгкий ветерок волновал занавеси, но из комнаты, разумеется, никто не вышел.
А потом светильник в его покоях вдруг погас.
Должно быть, масло кончилось… или порыв ветра погасил язычок пламени? По-прежнему не раздавалось ни звука – только сады дышали ночной тишиной, которая сейчас отчего-то казалась не умиротворяющей, а зловещей. Страх приходил из темноты его собственного дома, расползался тленом, холодил кости.
Сделав над собой усилие, мужчина поставил чашу у кресла и поднялся. Ноги держали плохо. Он напомнил себе о достоинстве, о своём положении. Негоже главе древнего вельможного рода бояться непонятно чего! Каэб решительно раздвинул занавеси и шагнул во мрак.
У его ложа возвышалась тень. И хотя мужчина едва различал очертания незваного гостя, страх усиливался.