Той же ночью слуги, встревоженные странными звуками и голосами, поднялись в покои своего господина, но обнаружили лишь его изуродованные останки.
В мёртвой руке, нетронутой пламенем, был зажат свиток бумажного тростника, запечатанный личной печатью Каэба из рода Эрхенны.
Говорили, что боль очищает, перековывает заново.
Говорили, что время исцеляет раны, смывает страдание подобно паводковым водам…
Многое говорили. Да только она повидала уже достаточно, чтобы не верить в эти сказки, призванные успокаивать дух. Её глаза давно высохли, разучились плакать. Её горло, охрипшее от погребальных песен, давно было стиснуто намертво. Но её сердце ещё билось – вопреки всему, точно Богам было угодно, чтобы она засвидетельствовала историю своего рода до конца: закат, вырождение… погибель. И разум её был всё так же ясен, пусть и хотелось ей порой погрузиться в забытьё если не смерти, то спасительного безумия. Но некому было занять её место – оставшиеся были слишком слабы. Последним свидетельством этой слабости стал и роковой промах так тщательно подготовленного воина её рода. Её собственный внук не сумел исполнить простую и понятную задачу, притом что награда была пределом его мечтаний! И даже сдохнуть достойно не сумел, чтобы смыть позор. Жалкое подобие своих великих предков! Она предпочитала не вспоминать даже его имя, вычеркнула его из сердца.
Да-а-а, ушли сильные, ушли храбрые – она сама хоронила их и оплакивала, пока ещё умела. И каждый из них унёс с собой её саму, по частям, пока не осталось ни любви, ни милосердия, а только скорбное осознание… и ненависть, тлевший в ней огонь, который, должно быть, и поддерживал жизнь в одряхлевшем высохшем теле.
Хекетджит вздохнула, омыла в очередной раз руки, хотя на тонких скрюченных старостью пальцах не осталось ни капли крови. Удовлетворение было слишком кратким, и она силилась продлить его. Смерть была чересчур милосердным исходом. Пусть чужой крик не вызовет ушедших с Западного Берега, а чужое страдание не вдохнёт жизнь в их иссечённые тела – она
Отдав последние распоряжения, Хекетджит поднялась в свои покои, заперла дверь и только здесь, наедине с собой, позволила себе поддаться усталости. Умывшись, она с кряхтением опустилась на ложе, не раздеваясь. Ей давно уже не спалось спокойно. Много лет сон был тревожным и обрывочным, а просыпалась она часто задолго до рассвета и всё думала, думала о прошлом и настоящем, зная, что будущее не наступит. Иногда, если духи сновидений бывали милосердны, она видела тех, кого потеряла, но у этих снов было горькое послевкусие. И лишь последние дни подарили ей хоть немного успокоения. Вспомнив, как провела эти пару часов, она чуть улыбнулась. Пока было достаточно. Возможно, она и не успеет получить больше… но от этого подарка на закате жизни она собиралась взять всё, что только сумеет.
В какой-то миг Хекетджит, погружённая в свои мысли, забылась сном… но вынырнула из него резко, от явственного ощущения чужого присутствия. Не открывая глаз, не сбивая дыхания, она прислушалась, но не различила посторонних звуков. Её рука бесшумной змеёй заскользила под покрывалом, нащупывая верный кинжал, – без оружия она не ложилась спать с ранней юности. И лишь сжав прохладную рукоять, она едва-едва разомкнула веки, по-прежнему делая вид, что спит.
В темноте было сложно что-либо разглядеть, но женщине показалось, что над ней склонилась чёрная фигура. Так Ануи склонялся над саркофагом на некоторых рельефах в гробницах. Годы отступили, в миг опасности подчинившись тренированной собранности, – Хекетджит резко села на ложе, выставив перед собой кинжал, и оскалилась.
– Кто бы ты ни был – ты пришёл зря, – глухо пригрозила она.
Зрение и слух всё же подводили её – казалось, вся комната оживала шепчущимися тенями. А может быть, просто пришло её время отправиться к своим… наконец-то. Сквозь многослойную вуаль темноты она различила движение – Псоглавый протянул к ней руку.
И в тот миг она ощутила то, чего не испытывала уже много, очень много лет: прикосновение страха, зарождающегося где-то глубоко внутри. И вместе со страхом понемногу разгорался странный жар, который её тело давно уже забыло, будучи не в силах согреться.
–
Тени подхватили её имя. Ей слышалось тихое эхо других голосов, родных, вторивших этому зову шёпотом некрополей, дыханием Западного Берега. Но не веяло прохладой Вод Перерождения – всё перебивал нарастающий жар. И даже лёгкий ветерок из окна, колеблющий занавеси, казалось, приносил дыхание пустыни.
Сами собой вспыхнули светильники у изголовья – тени брызнули в стороны, точно гиены, которых спугнули от добычи. Но ещё прежде Хекетджит догадалась,
– Делай то, зачем пришёл с Берега Мёртвых, Хэфер Эмхет, – прокаркала она. – Ни живым, ни мёртвым уже нечем испугать меня!