— Другой породы, а всё ж тянет его и к непохожим на него кобылам... Чем кормить-то будем коньков наших здесь?.. А, ладно... — Карл повернулся к конунгу. — Тут, в городе, своя управа, но они платят Лехрафсу оружием, а тот уряжает степь... Поговаривают, и второй здешний город под защитой когда-то Лехрафса предков обретался, так как войску греческому путь туда всегда был закрыт. Там люди живут — всем здешним сородичи, временем разведённые, житием разобщённые. По сии поры боятся они, что Лехрафс, вернее, люд асский, спихнёт их в море или, уйдя куда-нибудь, перестанет быть стеной — что ещё хуже. Беда у них такая: горцы Кораиса досаждают — выходят из-за гор и преграды чинят. Речка, от которой этот Ас-град с умыслом понятным отступил, прямо и ведёт во владения тех беспокойных горных людишек.
— И что, второй город такой же великий? — не удержался Сарос от вопроса.
— Этот — великий, а тот маленький. Так говорят... Но и тот, и этот норовят жить сами по себе. Сей Ас-град от богатства своего задумал воинство большое держать. Стеной этим летом новой обнёсся, и люди там объявляются, доселе никому не знакомые.
— А у Лехрафса что? — Сарос кивнул в сторону северной степи.
— Думаю, вся будущность Лехрафса пройдёт в степи. В городе он не власть, хотя может его разрушить. Но, опять же, останется без доброго оружия. Ему рушить — себе самому вредить только. Город на самом деле уже и сейчас сам по себе. Лехрафс очень напрасно далеко засел.
— Да, Карл, здесь народ другой, хозяйство непохожее, опять же корабли иные, а жизнь — ровно в клетке... Мы-то здесь зачем? Ни добычи тут, ни уюта!
— Нам до весны, — перенял беспокойство вождя разведчик. — Сейчас надо подумать, как зимовать станем. Что это — зимовье? — Карл с болью смотрел на вялых людей, бродивших по краям болотистых очагов, на коней, без всякого интереса обнюхивавших жухлые камышовые стрелки и корявые, жиденькие, чуть живые деревца. — Сарос, по весне половины людей и коней не досчитаемся — сгинут.
— Что ж, уходить? Куда? В город? Этот большой город для нас мал...
— Езжай, скажи, чтоб корм коням выдали да вежи, скот, работников!
— У них нет столько, — не ясно для чего Сарос пытался защитить город, кой только что хотел перевернуть вверх дном. — Лехрафс сказал зимовать здесь, а не рушить...
— Не то место, где следует помнить Лехрафса! Пойди к городскому конунгу и закажи всё, что нам надо! — настаивал Карл.
— Подождём день-другой. Сейчас придут Стемид, Кантель...
— Кантелю скажи, чтоб ни единого их судёнышка боле не впускал и не выпускал — посговорчивее будут.
— Может, и вправду сжечь городок? Какой и кому толк в нём? Возьмём только, что надо...
— А с кем ты его возьмёшь? С ними? — Карл стоял, обращённый к простуженному и сейчас, в полдень, какому-то совершенно пустому лагерю.
Сарос снял с пояса бычий рог и затрубил сбор. Лагерь онемел, напрягся, радостно зашумел. К конунгу прибежали военачальники — те, что были в данный момент в стане, и с просветлёнными ликами ждали команд. Карл отъехал от занятого делом вождя, попросив свой разведотряд тут ни во что не вмешивать: людям требовалось отдохнуть после долгой и смертельно опасной дороги.
— Что случилось, Сарос? — прокричал с пригорка Стемид. — Город всполошился, на нас волками смотрят, их войска встали у ворот. Кантель на берегу ждёт указаний.
— Карл вернулся? — смотрел на пришедшее в движение войско Роальд, пытаясь хоть что-то понять.
— Стемид, Кантеля ко мне! — грозно распорядился Сарос. — Убрать из лагеря всех баб! Чего они тут до сих пор?! Роальд, скажи всем, что гулянье окончено!
Вернувшийся из города в числе остальных Роальд бросился по откосу исполнять распоряжение.
Сарос выехал на заполнившийся воинством западный бугор и заорал о смерти, здесь притаившейся, если всё в таком бездействии и продолжится. Самыми внимательными слушателями его были только что прибывшие из города друзья-военачальники и шебутные гвардейцы. Не уяснив до конца своей роли на этом сборе, они принялись приструнивать личный состав, во всеуслышание выкрикивая вопросы к рядовым: «Что за копьё?», «Когда с игрушками покончишь?» Отъезжать в глубину рядов, правда, не спешили, ловя каждый звук речи оратора.
— А кто наш самый главный враг? — спросил у взбодрённого войска конунг и сам же огласил ответ. — Конунг армии, которая не знает, что делать, когда не звенят мечи, и не падают тела ненавистных противников!
На это меж рядами послышался неодобрительный шум, в котором тонули следующие слова Сароса. Он тем не менее скакал, орал, хмурился ещё больше.
— Покровительство наших богов в сей земле не властно над случаем! Здесь боги лукавые, им молятся маленькие людишки, которые решили нас заживо сгноить!..
Дальнейшую речь конунга напрочь уничтожил неистовый всполох возмущения и досады, рьяное желание отмщения всем и вся за то, что случилось.
— Зовите Кантеля!