Берега светлых людей

Внесли лавки, поставили, призвав полуголодную братию спокойно сесть. Воины, уделив неспокойным взглядам на молодиц и сочных баб совсем чуть времени, полезли, толкая друг друга, к трапезе. Ещё не усевшись, уже тянулись к лакомым кускам в серёдке.

Роальд с полным ртом прокричал своим гвардейцам: «Меняйтесь идите, и будьте настороже!»

Никто его не услышал. Входившие бойцы без обиняков наседали на плечи сидевшим и тащили в рот всё, до чего могли дотянуться. Вскоре остался лишь полный чан с распаренным в бараньем жиру горохом. Самые скромные — последние, устроившись поудобнее, черпали его, хвалили город.

— Поел — душой подобрел!.. Они-то так быстро, небось, и не едят? — отошёл от стола и повалился на лавку Сарос. — А вдруг она смотрела где-то в щёлку?! Карл, ты, если живы будем, устрой мне как-то трапезу с ними. Я посмотрю, как они пищу уедают... Эх!

Так хорошо Сарос давно себя не чувствовал.

— Не думай — так же едят, только их за столом поменьше нашего, — успокоил Карл.

— Все одинаковые — правильно... Где ж хозяева? Надо бы отблагодарить! — спохватился Сарос.

— Вертфасту лучшей благодарностью будет, если мы уйдём отсюда прямо сейчас, а завтра — от города.

— Эх! Не порти, Карл, настроения!

Бойцы, потыкав клинки и финки в разгромленный стол, вызвали обслугу, спросили-потребовали пива и медов. Роальду стоило немалых усилий спровадить за двери отъевшуюся вольницу. Оставшиеся малым числом готы терпеливо ожидали чьего-нибудь прихода. Мальцы с расторопной полной женщиной принялись за уборку места стихийной трапезы. Женщина всё время громко охала над разбитыми черепками. Целые горшки и кружки споласкивали в корыте с чистой водой и выставляли на воронцы.

Неожиданно в подклет спустился Вертфаст и, опять ни на кого не глядя, произнёс:

— Иди, она тебя ждёт.

Сарос встал, обернулся к Карлу, подумал, посмотрел на боярина и пошёл наверх. Давешняя молодая девка отворяла двери, кланялась и проходила за гостем следом.

Скоро Сарос попал в чисто убранную светёлку, где сидели три одинаковые девицы, в коих знакомую синеокую красавицу так сразу было и не узнать.

Её выдал немигающий взор. Большущий мужичина заслонил собою весь дверной проём и, наверное, только поэтому девицы на миг присмирели, чего-то ожидая.

Звуки стихли, не было никакого движения, лишь курился в уголке благовонный фимиам. Девка за спиной, дыша ртом, подвинула гостю ослон, поверх его засаленной руками головы состроила рожицу. Девицы скромно прыснули и затаили на лицах едва зримые улыбки. Сарос обернулся, крякнул, но смолчал.

— Еда у вас вкусная... — промолвил он, не зная, что сказать.

Зря надеялся венценосный воздыхатель на продолжение беседы и понимание. Лишь хохоток посмелевших девиц был ему ответом. Сарос хлопнул ладонями по коленям и сказал, что желал бы подойти поближе и остаться наедине. Когда поднял глаза на неё и всмотрелся, то вдруг увидел серые, совсем взрослые и умные глаза молодой женщины — такие часто встречались ему на готских речных торжках.

«Как будто и не она?.. Была бы ближе да в том же одеянии, да повернулась бы гибкой, тонкой спиной...»

Сарос взял ослон, приблизился и сел напротив. Он совершенно не ощутил того пыла, какой был в нём прошлый раз.

Конунг рукой показал, чтобы подружки удалились вместе со своими смешками. Девицы переглянулись между собой, и никто не двинулся с места. Гот при других обстоятельствах рассердился бы, но тут ему отчего-то стало смешно. Сытая еда, сладкий воздух, пахнувший почему-то цветочными ароматами, красавицы, не подвластные ни его рыку, ни жесту... Забавным было и то, что его не понимали.

Сарос занялся высказыванием своих умозаключений вслух:

— Я о тебе думал... Внутри меня из-за тебя всё ныло... Я мог бы взять и город, и тебя, никому ничего не объясняя и не мучась ни дня, но не стал... Девок я много перевидел! Мне и пели, и плясали в покорившихся племенах, и жарко слюнявили моё тело. Даже похожая на тебя была — я от неё отмахнулся наутро... А ты мне люба... Я любил, когда был совсем юным, а потом только дрался... И всегда побеждал!

Глаза девицы были внимательными и неподвижными, она смотрела по крайней мере с чувством. И Сарос узнал свою мечту, потому что синеокая сделалась похожей на себя у ворот. Она чуть вскинула личико и едва заметным движением ресниц показала, что ждёт продолжения.

— Меня зовут Сарос. Я конунг людей многих побережий. Если я позову друзей-конунгов с их людьми, нам всего вашего берега до самого Тираса будет мало! Хочешь, вываренные черепа всех этих нарядных людей вашего города я развешу под твоим окном? — Сарос нахмурился и засопел. — Скажи, как тебя зовут? Вот я — Сарос; твой отец — Вертфаст; а тебя как зовут?

— Ргея, — прозвучал довольно грубоватый голос молодицы.

— Ргея? — переспросил гот. Отчего-то девицы вновь рассмеялись, правда, на этот раз быстро остановились, внимательно глядя на подругу. Та больше не поддерживала их веселье.