Берега светлых людей

— Если достойные мужи знают способ, как помочь своему горькому положению, но не находят сил явиться к светлейшему конунгу для дружеской беседы, то и сам он без суетной гордыни понял — вам есть что сказать ему. Потому и приехал... — Речь Карла была по-восточному сочна, и снабжена соответствующим подтекстом. — Хитрый лис оттого и слывёт хитрым, что, в отличие от глупой и слепой мыши, знает весь лес — от колоска на земле до вороны на верхушке самого высокого дерева или злобного пса, только ещё намеревающегося ступить на лесные тропы. Тропы здешние нам незнакомы; лис играет с нами; лес выдаёт нас всему и всем. Но мы не желаем быть мышью с телом тура, которому бросового зерна никак не довольно для сыти!

Купцы прониклись уважением и к речам таким, и к человеку, произнёсшему их. Всякий южный человек, когда он не отъявленный глупец, обязательно оценит интересную беседу. Собеседник, облечённый даром увлекающего слова, без труда завоёвывает их чуткое внимание.

Заморские купцы охотно расступились, чуть поклонились, пригласили войти и откушать хлеб-соль.

Расселись на красно-оранжевые ковры и подушки, недалеко запели нежные струны.

— Этот муж слышал, что туры живут за Петром. Он также спрашивает, а в вашей стороне тоже есть туры? — перевёл готам смысл первой застольной фразы широколобого грека Карл. Сарос, а за ним другие сдержанно посмеялись. Вождь с похвальбою отвечал:

— Мои единоплеменники владеют обширными землями, что от вас за Истром, и Янтарное море тоже наше. Вот насчёт туров... — Вождь повернулся к своим, подбирая слова. — За тем самым Истром люди гоняются за сиротливыми и несчастными быками, а на моей родине мы сами от них бегаем!

Понявшие смысл перевода хозяева громким смехом оценили ладный и весёлый ответ конунга. Азиаты стали сомневаться в диком нраве северян, откровенно бросавшемся в глаза попервоначалу. Заправилы этого приёма — пожилой грек и молодой перс — распорядились подавать лучшее, приговаривая: «Попробуйте это».

Готы были сыты, лишь выпили вина и вкусили сласти.

— Мы многое знаем об этом городе и этой земле, многому можем и вас научить, — проговорил широколобый грек Пётр, подзывая двух чернявых смуглянок разливать гостям вино.

Гостей было немного — вместе с Саросом в дом вошли шестеро, а остальные после обещания, что состоится жёсткий разговор, остались караулить на входе и вокруг дворца. Те немногие, что лицезрели и вкушали часть сладкого восточного мира, подвергшись действу хмельного зелья, неотрывно разглядывали животы жгучих красавиц, подававших блюда.

— Такие только у нас есть! Мы их с собой из-за моря привезли для услады, — переводил единственно трезвый Карл хвастливую и лукавую фразу Иегуды — молодого перса.

— Будто всё лето нежились под солнцем! Загар — как на молодых липках, — брал рог Сарос.

— Если их раздеть и поближе осмотреть, то можно убедиться, что это не загар, а настоящий цвет любви и страсти! — взглянул черноглазый змей-перс на конунга.

Сарос едва мог глотать вино, заворожённо хлопая глазищами. Перс отчеканил ладонями условленный ритм, и в залу вплыли плясуньи. Музыка изменилась, часть хозяев во главе с Петром покинула место несостоявшихся переговоров. Иегуды в такт мелодии поворачивал поднятые кисти нежных, холёных рук. Плясуньи буквально касались бёдрами носов гостей, дозволяли им дотрагиваться до своей цвета печёного яблока кожи.

— Рыжая, не прячься! Сюда иди! — кричал срывающимся пьяным голосом Роальд. Иегуды орлиным взором заставил единственно белёсую танцовщицу приблизиться к зовущему готу.

Карл мягко встал и последовал туда, куда удалился Пётр. Грек изумлённо обернулся, когда ему шепнули, что гот идёт за ними, дабы продолжить разговор. В сей миг грек выглядел совершенно другим человеком: брезгливые чёрточки возникли на его равнодушном к гостю лице, глаза уже не казались заинтересованными, чуть позже в них проявилась печать усталости и раздражения.

— Царь ваш теперь занят и отдыхает, — грубо проговорил Пётр, махнув рукой в сторону празднества.

— Я могу говорить и от своего имени. Недоверие ко мне завтра может выразиться в гневе конунга. Вы удачно подобрали ему любовниц, так пускай эдакая невидаль в женском обличье не отвратит от нашего хозяина доброе расположение духа его переменчивой воли! — Карл подошёл, чтобы быть видней и выше, как господарь, оглядывал настороженных сподвижников Петра...

Через недолгое время на низкой скамье, устланной неброскими, ворсистыми холстинами, расселись переговорщики. Тщедушные и худосочные слуги — молодые мужчины — подносили чаши с чаем и, низко кланяясь, отступали, замирая в позах полной готовности исполнить любое желание. Здесь и сейчас Пётр выглядел полноправным главой всей этой торговой компании. Ни подошедший к уединившимся Иегуды, ни речи высокого, суетливого хозяина этого дома-дворца, который упреждал возможные паузы в беседе, его главенство не уменьшали. Пётр и начал беседу.