А думал он о том, докладывать или не докладывать Великому посвященному о происшедшем, а если и докладывать, то, как всю это историю лучше преподнести? С некоторых пор такого рода доклады стали для Геронтиума проблемой: Великий посвященный сделался нервным и мнительным. Не иначе, как что-то предчувствовал. Или просто - старел. В конце концов Геронтиум решил, что доложит несколько позже, вечером, потому как, начиная с полудня должен был присутствовать на очередном заседании Верховного суда Гранд-Эллизора, что для него, главстража, было обязанностью обременительной, но от которой никак нельзя было отказаться.
Заседание выдалось довольно скучноватым. Почти ничего серьёзного, за исключением одного дела, которое с виду было тоже не шибко большим, но в котором фигурировал беглый раб, по происхождению - хамт. Рабы в Эллизоре, впрочем, почти все были из хамтов как таковых, но этот умудрился каким-то образом сбежать с южных рудников - причем, довольно давно, почти год назад и всё это время якобы скрывался здесь, в подземельях Гранд-Эллизора, но выглядел при этом довольно прилично, нисколько не измождённо, из чего можно было предполагать, что ему кто-то здесь помогал, подкармливал, так сказать. Плохо было то, что случайно опознанный и схваченный на рынке беглец наотрез отказывался давать какие-либо показания. Опознавший его стражник из охраны южных рудников, по случаю же оказавшийся в столице, тоже не мог ничего от себя прибавить, кроме уверенности в том, что этот хамт и есть один из сбежавших рабов, но даже имени его страж не мог вспомнить. Сам беглец прямо не отрицал своего беглого происхождения, но и никаких показаний не давал, ограничиваясь исключительно словами "да" и "нет", разбавляя их неопределённым мычанием и покашливанием.
При вполне удовлетворительном виде подсудимого это покашливание Геронтиуму не нравилось: а вдруг это туберкулёз, столь свойственный рудникам и совершенно не приемлемый в столице Гранд-Эллизора? Нет, решительно, нужно такого рода дела вывести из-под судебной юрисдикции столицы и сразу отправлять в гарнизонные суды: пусть там поскору и разбираются с беглыми рабами, несмотря на то, что они были пойманы в самой столице. Почему-то при всех этих мыслях и при виде заросшей рыжеватой щетиной лица беглого хамта, Геронтиум почувствовал себя дурно. Душновато было в главном судебном помещении Совета, душновато, ничего не скажешь, хотя ещё только весна, что же будет в разгар лета? Оставив дежурному судье роль вершителя судьбы беглеца (а чего решать-то, полсотни плетей и обратно на рудник!), Геронтиум вышел из залы и направился в судейскую палату, где всегда можно было найти теплый чай и сдобную булку с маком от чтущих закон булочников с центрального же рынка. К своему удивлению в судейской находился не кто иной, как Тимур, немой служка самого Великого посвящённого. Он молча протянул ему сложенную вчетверо записку.
"
Главстраж невольно вздохнул и с некоторым испугом оглянулся: не слишком ли заметен был его вздох. Лицо таллайца Тимура оставалось совершенно бесстрастным, а больше в судебной палате никого не было.
Глава ВОСЬМАЯ