Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)

Что тут можно думать? Плохо всё это, плохо, вот что, дорогой господин-товарищ Голышев... И что ты вообще за человек: около сорока, гладко выбрит, шатен с залысинами, чуть рыжеватый, худой, даже слишком, вид субтильный, хотя на самом деле - жилистый и куда лучше Зарайского владеет набором приёмов некоторых восточных единоборств, даже может убить одними пальцами, об этом Зарайский, как глава VES, знает, поскольку положено знать. Ещё... ну, да, как говорится, в тихом омуте черти водятся и есть... есть... сидит в этом Голышеве какой-то тихий непроницаемый "чорт", как и во всяком "особисте" должен сидеть. Явных подлостей, правда, за ним не помнится. Но - неискренний человек, скрытный, словно таящий в себе нечто - непросто, там, служебные тайны, но что-то и сверх того, при том что - опасное и неприятное, с которым и сам не знает, как быть, даже и сложнее - не знает и сам, браться ли за это большое и мутное, потому что есть ощущение, что, если возьмёшься, то, скорей всего, уже не отлипнешь и не известно - справишься ли. Возможно, именно по этой причине Голышев не выглядел счастливым человеком, точнее - удовлетворённым жизнью. Жизнь его явно томила и томила по-крупному, хотя и в тайне. Нет, что же это были за журавли в песне: "вот они летят опять над нами..." - никак не вспомнишь. А ведь плохо быть Голышевым, мутно как-то. Гм... А что, с другой стороны хорошо быть тем же Зарайским. Да ещё и Джоном? Разве всё не мутно и всё ясно? Но, может быть, всё же чуть ясней? А кто бы знал, что ясней? Или кто именно ясней? А как проверишь, выбора все равно нет: если уж родился Зарайским, то шкуру уже не поменяешь - не поменяешь душу и сердце... Интересное дело, а ведь был такой фантастический роман, когда изобрели прибор, пересаживающий сущность или, там, душу одного человека в тело другого, меняя местами, так сказать, забавно, конечно. Хотя это лишь телами поменяться, а внутренняя суть та же. А вот если ещё и душами, самой сутью...

- Джон Александрович, а вы не думали, что это был "прорыв"?

- А... фиксация прорыва была?

- Да, "прорыв" зафиксирован в это же время, но фиксация была смазанной и точные координаты установить не удалось... Схлопнулся прорыв очень быстро..

- А не точные координаты?

- Никаких не удалось зафиксировать!

- Плохо-плохо! - пробормотал Зарайский, отворачиваясь к стене и с трудом натягивая на голову одной рукой простыню. "Вот они летят опять над нами..." - Устал я, Рем, давай до следующего раза!

Голышев поднялся, слегка стукнул по планшету пальцами - вероятно, отключил.

- Ещё только... пара вопросов! Кто та женщина?

- Какая?

- Которая была рядом с вами и поторопилась сбежать.

- Не знаю... - глухо ответил из-под простыни Зарайский. - Просто мимо шла, закурить просила... а я ж не курю... Ещё что?

- Согласно списка звонков, перед самым нападением вам звонил ваш брат Сергей Зарайский... Из Панамы!

- Да... но...

- Что он сказал?

- Он... ничего не успел. Только поздоровался. В тут из кустов и выскочил этот волкодав!

- Значит, ничего не сказал, не успел, ага... Но каково совпадение, а? Звонок перед самым покушением? Или... перед самым "прорывом"?

- Рем... ты что? В чём-то его подозреваешь?

- Простите, Джон Александрович, но это моя обязанность... подозревать. А ситуация, сами понимаете, далеко не рядовая...

Зарайский в ответ промолчал - или вполне сознательно или и впрямь так устал, что утратил нить беседы и не мог продолжать разговор.

Голышев решил больше не терзать шефа, буркнул: "Выздоравливайте!" - и вышел из палаты.

"Похоже, что не договаривает, - думал он, - что-то явно скрывает!"

Здесь было над чем поразмышлять. Пораскинуть мозгами. А главное, было, что и куда копать. И не только по долгу службы. Голышев не был просто службистом или циником. Но по своей породе или психофизическому типу, он был если и не впрямь лисом, то - явно служебно-розыскной собакой, ищейкой. И если уж взял след, то сбить его с соответствующего направления было почти невозможно. Однако это самое "почти" тоже могло иметь место, потому что Рэм Голышев являлся человеком, тогда как всякий человек имеет свои слабости и уязвимые места. Имел их и Голышев. И в истории с Джоном Зарайским плохо было не только то, что здесь скрывались явные опасности для VES и самой земной реальности. Куда хуже было то, что Голышев во всём происходящем ощущал серьёзную опасность и для себя лично.

Ближе к вечеру пожаловал ещё один посетитель, так что покоя Джону Александровичу в его болезненном состоянии не было. Сам иерей Максим Окоёмов пришёл, чему Джон Зарайский был крайне удивлён. Или это ему померещилось? Да нет, вроде на самом деле - настоящий батюшка, в рясе и с крестом, как и в прошлый раз в рабочем кабинете ещё. И такой же, как бы это сказать? - воодушевлённый, вот что, явно фанатик своего дела. Ну, может быть это даже и хорошо. В некоторых случаях, да. Лучше порой иметь дело с человеком убеждённым, чем с тем, кто чётких убеждений вообще не имеет.

- Как вы узнали, батюшка, что я здесь?

- Теперь это моя прямая обязанность в отношении сотрудников VES!