Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)

Зарайскому было плохо. Он очень ослаб от большой потери крови, сверх того сознание или понимание себя самого никак не могло обрести необходимой или, как сказал бы он сам, рабочей ясности. В душе жили какие-то явно посторонние образы, а то и - звуки, это был какой-то странный шумовой и зрительный фон, причём, по всему, прямо не связанный с недавно происшедшим, но, по всей видимости, случившееся покушение помимо физического ущерба, всколыхнуло какие-то пласты в подсознании, нанеся душевную травму. Со всем этим ещё предстояло разобраться, но для этого были нужно силы и время, а того и другого пока просто не находилось. Мешала и организационная сторона: первоначально Джона Александровича доставили в травматологическое отделение одного из новых подмосковных больничных комплексов, поскольку соответствующие службы VES не были вовремя оповещены и подключились несколько позже - уже тогда, когда Зарайскому на месте сделали операцию. Теперь речь шла о переводе в специализированную клинику, но для этого тоже требовалось утрясти некоторые формальности, да и чувствовал себя Зарайский неважно, толком еще не отойдя от наркоза. А ведь и здесь не повезло: будь он сразу доставлен в свою режимную клинику - там, скорей всего, использовали бы иное средство, из имеющихся ныне в арсенале анестезиологии, которое не имеет таких отрицательных последствий и осложнений, как наркоз, однако в подмосковной больнице, хоть и новой, про альтернативы наркозу даже и не слышали.

- Значит, ваш травматического действия пистолет не помог?

Джон Александрович приоткрыл глаза и вспомнил, что перед ним на больничном стуле сидит начальник службы внутренней безопасности Рем Голышев и держит в руках электронный планшет, в котором стремительно делает какие-то пометки. Ишь, насобачился-то. Да сейчас все уже насобачились сразу всё в электронном виде записывать и оформлять, ручкой почти уже никто не пользуется. Да и сам Зарайский тоже таков, тоже всему этому насобачился, куда денешься. Значит, Голышев уже "копает" и под него, Джона Зарайского? А что такого, да, неприкосновенных у нас нет! Точнее, "не копает", но расследует происшедшее. И демонстративно на "вы" перешёл, как и полагается "по службе"! Лис-Голышев, Лис-Рем этот самый. А что? - Голышев и в самом деле напоминал лиса своей буроватой мастью, худобой, заострёнными чертами лица. Не вполне рыжий, но светло-бурый, ходит кругами, всё что-то вынюхивает. Не только по должности, но и согласно призвания. Во все времена на такие должности, понятное дело, стараются брать людей подходящих, способных, со-от-ветствующих, вот!

- Увы, расстрелял почти всю обойму...

Так ведь, кажется, и было? Чудовище стремительными и какими-то странно для его размеров и веса легкими прыжками неслось прямого на него, а он, Джон Александрович, пулял в него резиновыми зарядами, которые никакого особого вреда нападавшему монстру причинить, в принципе, не могли. Глупая, однако, получилась ситуация!

- Четыре выстрела... - уточнил Голышев.

- Один патрон улетел в траву целым...

- Да, мы нашли!

- А телефон?

- Тоже!

- Это хорошо... От травмата толку мало. Это была целая собака Баскервиллей! Нет, куда больше! Как я вообще уцелел?

- А сами вы, что помните дальше, как дело было? - голос у Рема никогда не отличался особой выразительностью. Такой тусклый, бесцветный. И здесь, в больничной палате, он разговаривал с Зарайским почти шепотом, хотя больше никого в помещении не было. Ну, а если всё же подслушивают, то современная аппаратура любой шёпот всё равно запишет и разберёт. Но Голышеву надо делать вид, что шифруется. Сила привычки!

- Дальше эта тварь вцепилась в меня, вот, это я помню... - Зарайский на минуту задумался. - Чуть не отхватила руку - и я, кажется, упал... Дальше почти ничего не помню, отключился. Или потом были ещё выстрелы?

- Вам повезло. У охранников Тыркова были помповые ружья. Это они стреляли, потому что Тырков проезжал мимо.

- Значит, завалили... тварь?

Голышев вздохнул:

- Вроде как...

- Почему вроде?

- Потому что трупа нет!

- Как это нет?

- Нет и всё! Вроде бы сам Тырков и охранники видели очень большую и чёрную собаку, какое-то время и труп её был, а потом - как испарился!

Дружно помолчали. Довольно долго. Сознание у Зарайского опять начало слегка "плыть". В голове вдруг закрутилась какая-то страшно знакомая мелодия - ещё из детства - и почему-то очень захотелось обязательно вспомнить, что это именно за мелодия и кто там и что именно пел: "Вот они опять летят над нами..." да, где-то-там "... в журавлиной стае"... Или нет, как-то так: "Высоко они летят над нами..." Что-то, да про журавлей, была песня. На пластинке ещё, с шипением иглы, с потрескиванием... Не на диске и не на флеш-памяти. Не эм-пэ-три... Флеш-флеш... какое странное слово. Но почему же именно про журавлей так хочется вспомнить все слова той песни?

- Джон Александрович!

- Да?

- Вы меня слышите?

- Да, конечно...

- Что вы обо всё этом думаете?