Прохладное майское утро заполнилось пением маленьких птиц в саду, они щебетали звонко и не думали останавливаться. Всё в этом рассвете было прекрасно: безоблачное небо и чистый воздух, яркое восходящее солнце, что ослепляет глаза. Вот только эта красота словно проходила мимо Игуро, который немного нервно вглядывался в горизонт. Ночь выдалась довольно напряжённой, и к утру он понял, что всё случится уже сегодня. Врач как раз должна была прийти в этот день, и пришла очень вовремя. Обанай очень испугался, когда Мицури стало плохо, и посреди ночи, с первыми просветами, она проснулась. Но сейчас она снова уснула, и он стоял на веранде, допивая ромашковый чай, дожидаясь акушерку, которая должна была принимать роды.
Игуро, как и планировал, оставался в комнате с Мицури, пока акушерка готовила всё необходимое: так много ткани, какие-то щипцы и ножницы, было больше похоже на то, что тут собираются проводить сложную операцию, а не роды, хотя он мало что понимает в этом. Наверное, так нужно. К шести утра их поместье перестало быть тихим, как обычно. Игуро хоть и сильный и серьёзный человек, но смотреть на такое даже ему было тяжело. Видеть то, как Мицури плачет и почти кричит, словно умрёт от боли, было тяжко, но всё было в порядке, по словам врача. Она вела себя так спокойно, что Игуро даже насторожился, ведь лишь изредка она могла обращаться к нему, все разговоры и фразы были адресованы измученной и уставшей Мицури.
Её бледное лицо покрылось капельками пота, а живот и грудь тяжело вздымались от дыхания, и крепко сжимая руку супруга, она выполняла всё, что требовал врач, стараясь изо всех сил. Игуро лишь напуганно молчал, не отпуская её руки, словно если он уйдет, то случится что-то страшное.
Казалось, словно эти часы длились целую вечность, и Обанай старался не мешать и заботливо помогал Мицури выпить воды или вытирал с лица влагу, ни разу не подумав о том, что ему противно, лишь заботился как мог. Повезло, что врач не выставила его за двери, хотя многие так делают…
— Если ты будешь так зажиматься, ребенок пострадает!
Довольно строгий голос был, наверное, слишком громким, но не грубым. Акушерка пыталась донести до Мицури элементарные вещи, что являлись самыми важными. Мицури уже почти не кричала, как многие другие девушки, лишь терпела и пыталась сохранять спокойствие.
— Я стараюсь…
Немного осипшим голосом, Мицури отвечала на все её вопросы. Накануне этого дня Мицури не смогла скрыть очередной приступ кашля, что напугало Игуро до чёртиков, и он, как сумасшедший стал метаться по дому, чтобы найти что-нибудь что поможет ей. К счастью, на этот раз кашель был без крови, что было раза два, но приступ прошёл как и все предыдущие, что он не видел. Скрывать всё это было большой ошибкой, вот только об этом Мицури вовсе не подумала тогда…
Чувствуя, как её довольно маленькая рука сжимает его ладонь, Игуро удивлялся, откуда в ней столько сил. Он никогда не сомневался, что Мицури сильна, но сейчас, когда она в таком состоянии, казалось, что от напряжения она берет из себя намного больше энергии, чем это вообще возможно. Игуро уже самому становилось душно и плохо, хотя окно было открыто, сёдзи на веранду девушка открывать запретила, но хоть какой-то воздух заходил.
У бедного Обаная голова шла кругом, и это он ещё легко отделался, хотя ему было безумно волнительно за Мицури, он ведь даже не может ей помочь, или забрать хоть часть того, что она сейчас чувствует, остаётся лишь быть рядом.
Все ещё строгий тон акушерки вдруг замолк, а Мицури, выдохнув, откинула голову на подушку, расслабив руку, и теперь уже Игуро поддерживал её ладонь. Громкий, детский плач выбил из головы любые мысли, и Игуро застыл, словно забыв как двигаться, и на глаза навернулись слезы. Акушерка, которую звали Сумире, уже провела необходимые процедуры, умыла ребенка в теплой воде и пеленала его, чтобы поскорее отдать матери, и вдруг, будто опомнившись, обратилась к ним:
— Поздравляю, у вас девочка!
Так бережно отдав младенца Игуро, Сумире улыбнулась уже по-доброму, словно и не ругалась на Мицури эти долгие пять часов подряд. И вот, с большим трепетом и осторожностью, Обанай взял на руки это маленькое и хрупкое создание, что так жаждало тепла и любви, прижимаясь к отцу всем тельцем, сжимая в маленькой руке его юкату:
— Ты подарила мне счастье, Мицури…
Голос Обаная притих и стал очень нежным, чувства заполняли его как в первый день. Теперь, он на руках держал сокровище — их дочь, которую так долго ждал и любил.
— Моё счастье — это делать тебя счастливым… — улыбнулась Мицури, погладив младенца по голове — Девочка… Такая малышка…
Всё, что смог услышать Игуро после того, как отдал дочь матери, придерживая Мицури за плечи, и вглядываясь в плачущий красный комочек на её руках. Девочка, всё же, как Мицури и говорила.
— Она такая красивая…