Берегини

– Любой отец гордился бы таким сыном. Инрик умен, благороден, отважен и очень красив. И я буду скучать без Инрика, как… сестра без брата. Не сердись на меня, хёвдинг. Твой сын – не моя судьба.

Вилфред огорченно потеребил седеющую бороду. Потом тоже вздохнул:

– Почему-то я знал, что ты так ответишь. Признайся: другому обещалась или обетом связана?

– Нет у меня иных обетов, кроме как перед Великой Матерью. И не зовусь я ничьей невестой. Вот и вся правда, – тихо ответила молодая ведунья. Она низко поклонилась хёвдингу, потом повернулась к Эйвинду:

– Могу я идти, вождь?

– Ступай, – негромко сказал он.

Оставшиеся после пира лепешки и сыр Унн собрала словенским девчонкам в дорогу. Каждой дала узелок с чистой одеждой на смену и подарила по деревянному гребню. В последний раз накормила вкусной и сытной кашей, и не отправила на берег отмывать котел. Девчонки ходили притихшие, с поникшими головами и прятали заплаканные глаза. Прощаться всегда тяжело, даже если надеешься на другом берегу встретить лучшую долю.

Лодин пришел, как и обещал, когда солнце поднялось над длинным домом. Весна, увидев его, застыла на месте, не в силах ступить и шагу. Как во сне виделось: вот кормщик подошел к ней, положил тяжелую ладонь на плечо, проговорил:

– Ну, что надумала?

Видимо, она молчала слишком долго. Лодин убрал руку, вздохнул:

– Значит, вот как.

А Весна смотрела мимо него и видела стоящую возле женского дома Зорянку и спешащего ей навстречу Халльдора, и счастливая улыбка сестры темной болью отозвалась в сердце. Уплыть подальше, за тридевять земель, все равно куда, лишь бы не видеть ее, не слышать и навсегда позабыть. И найдется еще в чужедальней земле прекрасный молодой хёвдинг, который полюбит ее, и даст ей свободу, и женой своей назовет…

Но тут Зорянка заметила стоящую неподвижно Весну, и Лодина рядом с ней, и по лицу старшей сестрицы сразу же все поняла. Ахнула, схватившись за побелевшие щеки, пошатнулась… Девчонка еще несмышленая, а когда плачет, кажется совсем маленькой и беззащитной. Как такую оставить?

Весна перевела взгляд на Лодина, подошла на пол-шага ближе, взяла его за руку. Попыталась улыбнуться:

– С тобой остаюсь.

Кормщик полез за пазуху, вытащил две серебряные застежки для платья и вложил ей в ладонь. Потом ласково коснулся ее волос и проговорил:

– Я буду называть тебя Гудрун.

Перед самым отплытием датчан молодая ведунья осмотрела плечо Хрёрека, в последний раз сменила повязку и, хотя рана заживала хорошо, посоветовала поберечься, хотя бы еще пару дней не садиться грести. Суровый воин в благодарность принес ей яркую цветную ленту для волос. Вот и голову ломать не надо, в чем покрасоваться на празднике.

Инрик сдержал обещание и позволил Йорунн проститься с подругами. Каждую девушка обняла, расцеловала, благословила именем Матери и пожелала, чтобы сжалилась Недоля, отдала судьбы пленниц своей сестре Долюшке. Когда же девушек увели, ведунью подозвал Вилфред хёвдинг. Вождь протянул ей на широкой ладони зеленоватый мерцающий камень на серебряной цепочке.

– Это для тебя, Йорунн, – проговорил датский хёвдинг, и по тому, как улыбнулся стоящий рядом Инрик, Йорунн поняла, что украшение выбирал он.

– Спасибо, – поклонилась девушка, принимая подарок.

– Не снимай его, – сказал Инрик. – Это не простой камень, а обережный. Пока он с тобой, от любой беды охранит.

Йорунн опустила голову. Ей было неловко смотреть на сына хёвдинга. Хоть сердце и говорило, что она поступила правильно, но отчего-то на душе было тяжело.

Жители Стейнхейма вышли провожать датских гостей. Перед тем, как подняться на драккар, Вилфред Скала сказал Эйвинду конунгу:

– Пусть боги будут благосклонны к тебе, Торлейвссон. Спасибо за радушный прием и за выгодный торг. А Асбьерну передай, что в следующий раз я непременно проверю, не разучился ли ярл складывать висы.

– Передам, – рассмеялся Эйвинд.

Вскоре датские корабли покинули остров.

Йорунн сидела у клетки, обняв Снежку за шею. Было ей грустно, а с чего – поди разбери. Может, с того, что все же глянулся ей красавец-датчанин, или с того, что Эйвинд конунг был сердит на нее, а за какую провинность – одним богам ведомо. Подойти да спросить было боязно, и Йорунн сама себе удивлялась: раньше ведь говорила и с князьями, и с воеводами, не робея и глядя прямо в глаза. И с Инриком, и с отцом его тоже, а уж Вилфред хёвдинг куда как грознее Эйвинда, особенно если брови нахмурит.

Тут и нашла ведунью Ингрид. Девушка пожаловалась Йорунн, что тролли снова стали озорничать и досаждать Фрейдис. На этот раз подбросили козьих горошков в молоко, которое она надоила.

– Унн говорит, что не тролли тому виной, а Фрейдис, которая не уследила за козой и вовремя не убрала подойник. – Ингрид вздохнула. – И она очень рассердилась, потому что молоко пришлось вылить.

Йорунн бегом побежала в женский дом, посмотрела на растерянную Долгождану, на хмурую Унн и сама нахмурилась. Проверила плошку, в которой ставила угощение для троллей, – та оказалась пустой. Ничего не сказав, молодая ведунья вышла во двор и отправилась за советом к Хравну.