– Видела бы ты Хравна – не стала бы спрашивать, – махнула рукой Смэйни. – Он родился раньше, чем дед нашего конунга, а когда служил отцу Эйвинда, Торлейву Щедрому, его длинная борода уже была наполовину седой. Он и жив до сих пор лишь потому, что не дождался того, кому силу свою передаст.
Они обошли дружинный дом, напомнивший Любомире огромный перевернутый корабль, покрытый сверху темно-серой соломой. Сбоку к нему, словно небольшая лодья, притулилась избушка, слепленная из глины и камня.
– В длинном доме конунг живет со своею дружиною. Туда женщины могут приходить только на хустинг – по-нашему вече, или во время праздничного пира, – рассказывала Смэйни. – Или ежели вождь сам позовет. Второй дом, что поменьше, поделен пополам – на одной половине покои женатых воинов, другая половина – женская. В самом маленьком доме живут рабы и рабыни, их на острове мало совсем. Где держат овец и коз, ты уже знаешь. А недалеко от берега в сарае стоят их корабли: туда даже не суйся – они говорят, дурная примета!
– А банька есть? – с надеждой спросила Любомира.
– А то как же! – рассмеялась старушка. – Идем, покажу.
Жена Ивара ждала мужа на пороге дома – невысокая, красивая женщина с внимательными и строгими глазами. Из-под аккуратно повязанного платка виднелись пряди темных волос, лишь слегка тронутых сединой.
– Унн, встречай еще одну дочь, – Ивар отпустил руку Зорянки и подтолкнул девушку к приемной матери. – Завтра придет Халльдор говорить о выкупе. А это, – он показал на Долгождану, – та, о которой говорил Асбьерн.
Женщина оглядела девушек и приветливо улыбнулась. Ивар сказал:
– Это моя жена, Уинфрид. Мы называем ее Унн. Слушайтесь ее, потому что она здесь старшая.
У очага на низенькой скамеечке сидела молодая женщина со ступкой в руках, лицом очень похожая на Унн. Услышав шаги, она подняла голову и с любопытством взглянула на девушек.
– Это Герд, моя старшая дочь, – Унн говорила по-словенски не так чисто, как Ивар, но речь ее звучала мягче, чем у прочих северян. Похожим образом произносил слова и черноволосый Асбьерн.
Герд приветливо кивнула и продолжила свое занятие. Тут со двора в дом вошла рослая смуглолицая девушка, почему-то сразу напомнившая Долгождане дев-воительниц из чужеземных басен. Такую легко было представить летящей по бранному полю верхом на коне и сметающей на своем пути вражеских воинов… Ее прямые темные волосы были стянуты на затылке ремешком, а пронзительные черные глаза смотрели властно и сурово.
– Ольва, – обрадовалась Унн, увидев девушку, и взгляд воительницы потеплел, смягчился. – Смотри, кто тут у нас. О них надо позаботиться. Пусть вымоются как следует и выстирают свою одежду. И если Арнфрид еще не закончила полоскать белье, поторопи ее.
– Хорошо, – кивнула та и обратилась к словенкам: – Вы понимаете по-здешнему?
– Я немного, – ответила Долгождана. – А Зорянка – нет.
– Ничего. Быстро научится. Идите со мной, я поищу, во что вас переодеть.
Собрав чистую одежду в узел, девушки следом за Ольвой обошли дом, выбрались за ворота и направились к берегу моря, туда, где стояла баня. Навстречу им попались молодая женщина и трое девушек, несущих выстиранное белье. Увидев Ольву и недавних пленниц, они остановились.
– Унн говорила о тебе, Арнфрид, – сказала Ольва женщине. – Велела поторопить.
– А это кто? – Арнфрид поправила сбившийся платок и поудобнее перехватила тяжелую корзину. Две юные девушки, почти девочки, подошли ближе, с удивлением разглядывая заплетенные косы и расшитые платья словенок. Третья, медноволосая красавица, медленно проплыла мимо, покачивая бедрами, смерила Долгождану оценивающим взглядом и, усмехнувшись, пошла себе дальше по тропинке наверх.
Имя «Зорэна» девочки – Ингрид и Хельга – запомнили без труда, а имя второй пленницы даже выговорить не смогли, поэтому без особых затей прозвали ее Гольтхэр – Золотоволосая.
В доме ведуна Смэйни приготовила Любомире постель на широкой лавке возле двери. Ее собственное спальное место было ближе к очагу, возле перегородки, за которой стояла деревянная кровать, накрытая меховыми одеялами. Сейчас она пустовала – старый Хравн еще затемно уходил к морю встречать рассвет, а потом до полудня неторопливо бродил по берегу или стоял, опираясь на посох и грея спину под теплыми солнечными лучами. Пока Смэйни суетилась по хозяйству, разомлевшая после бани Любомира переплела косу, а потом открыла ларец и принялась раскладывать в нужном порядке мешочки с травами.
– Что там у тебя? Поди, бусы да колечки? – полюбопытствовала старушка. – Ох ты… Зелья! Приворотные?
– Нет, Смеяна Глуздовна, – улыбнулась девушка. – Приворотные можно составить, большого ума на то не надо. Да только ни любви, ни счастья они не принесут, коли против воли привораживать. А моими зельями разную хворь лечат. Эти от простуды и кашля. Вот эти травки кровь затворяют. А эти уже по женской части. Боли снимают. И прочее, разное.