А праздник шел своим чередом. Вставали со своих мест славные хёвдинги, поднимали над священным огнем кубки с вином и пивом, говорили хвалебные речи о вожде. Не забывали и о невесте: Лейдольв сказал красивую вису о том, что люди на острове Хьяр и в Рикхейме любили молодую ведунью не только за красоту и ум, но и за доброе сердце; Инрик Вилфредссон припомнил, как вылечила Йорунн одного из людей его отца. Датчанин пил и веселился вместе со всеми, лишь иногда пристально поглядывая в сторону невесты и жениха. И тогда сквозь хмельное веселье проступала в его взгляде неодолимая тоска… Впрочем, чем чаще поднимали кубки, тем реже он искал глазами Йорунн. А потом усадил к себе на колени хорошенькую рабыню и вообще забыл обо всем.
Его побратим тоже пил много, но не хватал красивых девчонок за руки, не тянулся поцеловать, не просил сесть с ним рядом и попробовать сладкого меда. А когда пришла его очередь пожелать удачи Эйвинду конунгу и его нареченной, Харальд поднялся и сказал:
– Пусть вам никогда не придется терять самое дорогое.
А потом сел и, не глядя ни на кого, осушил свой рог.
Как и полагалось, Йорунн первой проводили в покои вождя. Прислуживавшие ей девушки помогли невесте раздеться и снять украшения, расплели косу и расчесали ее длинные волосы, а потом поклонились и ушли. Йорунн села на край постели, огляделась, прислушалась. Скоро за дверью раздадутся знакомые шаги, и Эйвинд войдет к ней уже не как жених, а как муж… Обо всем остальном трудно было даже подумать без волнения и трепета. Девушка поправила прядь волос и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Ох, Матушка, скорее бы это случилось… а лучше не сейчас, потом, потом…
Тихо скрипнула дверь, и в покои вошел Эйвинд. Молодая ведунья медленно поднялась, и конунг приблизился к ней, обнял и крепко прижал к себе.
– Моя Йорунн, – негромко сказал он. – С этого дня – и до самой смерти…
Он хотел что-то еще сказать, но передумал, просто наклонился и приник к ее губам нетерпеливым поцелуем. Его ладони заскользили по спине девушки, пальцы запутались в ее волосах. Йорунн обвила его шею руками, и Эйвинд чувствовал, как постепенно девичья застенчивость уступает место страсти.
…Они еще слышали доносящийся издалека шум праздника, но с каждым мгновением им все больше и больше становилось не до него. Но неожиданно шаги и тревожные голоса послышались совсем рядом, и Эйвинд поднял голову, напряженно вглядываясь в полумрак. Мысль пронеслась как удар ледяного ветра: дозорные заметили корабли…
Йорунн увидела, как изменилось его лицо.
– Что там? – еле слышно спросила она.
Эйвинд зашарил рукой по постели, нашел рубаху и стал ее надевать. За дверью робкий женский голос тихонько позвал:
– Йорунн…
Девушка сразу узнала подругу. Тот, кто пришел вместе с Фрейдис, громко кашлянул, и чужим от смущения голосом проговорил:
– Брат… тут такое дело…
Эйвинд поднялся, в одно мгновение превратившись из ласкового мужа в рассерженного вождя, подошел к двери, отодвинул засов. Йорунн поправила рубашку и села, прислушиваясь. Асбьерн рассказывал торопливо, словно он сам был виноват в том, что случилось:
– Жена Халльдора только что родила сына. Роды были трудными: мальчишка оказался слишком большим для своей матери. Да еще пуповина туго обвилась вокруг шеи… Халльдор принес щедрую жертву богам, но они отказались его услышать.
– А я-то чем помогу? – нахмурился вождь.
– Не ты… Сванвид просила позвать Йорунн.
Эйвинд медленно закрыл дверь. Обернулся к жене – та уже соскочила с постели и принялась живо связывать в узел волосы. А потом на мгновение приникла к нему, заглянула в глаза, прошептала:
– Прости, желанный мой. Не своей я волей живу. Потерпи немного, я скоро...
Он сжал ее в объятиях, потом отпустил. Йорунн метнулась было к дверям, но строгий голос мужа заставил ее замереть:
– Стой! Куда?
Девушка растерянно обернулась. Неужели оставит, не позволит помочь?.. Эйвинд смотрел на нее, сдвинув брови, но глаза его улыбались:
– Платье надень.
В доме, где была роженица, царил настоящий переполох. Йорунн бегом прибежала туда и первым делом выставила за порог тех, от кого толку было мало. Остались только Фрейдис и Гудрун, не отходившая от сестры. А та все пыталась подняться с широкой лавки и с плачем тянула руки к неподвижному, обмякшему тельцу, которое тормошила местная повитуха.
– Халльдор! – громко позвала Йорунн, и когда дверь приоткрылась, не попросила – приказала: – Неси скорее холодной воды!
А сама торопливо вытащила из прихваченного в спешке ведовского ларца оберег, подарок Ботхильд, и надела его на шею мальчика. Ребенок не дышал, хотя был еще теплым. Йорунн прижалась ухом к его груди, но ничего не сумела расслышать. Тут как раз распахнулась дверь, и перепуганный Халльдор поставил полное до краев ведро на утоптанный пол.
Йорунн осторожно взяла ребенка на руки…
Матушка, Мать Великая, не своей волею приступаю, с твоего позволения! Услышь меня, помоги мне, родимая! Вода-водица, словом живительным заклинаю – отгони от безвинного погибель, дай ему силу, вдохни в него жизнь!
…и опустила ненадолго в холодную воду.