Берегини

Когда на берег сводили Варда и Снежку, песья стая почуяла волка и зашлась яростным лаем. Перепуганная волчица упиралась всеми четырьмя лапами, пыталась удрать обратно на корабль. От неожиданного рывка молодой воин оступился на сходнях, упустил веревку – и Снежка прыгнула в воду, а потом припустила вдоль берега в сторону манившего ее леса. Двое хирдманнов и несколько лаек бросились догонять, да куда там…

– Может, вернется еще, – не слишком уверенно проговорил Асбьерн. – А Варда пусть уведут в дом. Боюсь, как бы лайки не разорвали его.

– Нет, – коротко ответил Эйвинд и велел воину, державшему на привязи пса, отпустить его. Волкодав встряхнулся, спрыгнул на берег и лизнул руку хозяина, но не успел он как следует принюхаться к запахам незнакомой земли, как на него бесшумной серо-белой тенью налетел вожак стаи. Остальные лайки держались поодаль, готовые по первому зову старшего броситься на чужака.

Многие поколения предков Варда появлялись на свет для того, чтобы охранять поселения, охотиться вместе с людьми и воевать бок о бок – огромные псы могли не только догнать оленя или прикончить волка, но и свалить вооруженного всадника. Бывало, что они одерживали верх и в схватке с медведем – что уж говорить о лайке, пусть даже очень крупной и сильной!

Волкодав подмял под себя вожака в считанные мгновения, но не стал рвать его зубами, не сдавил ему горло, не заставил унизительно визжать и просить пощады. Просто прижал лайку к земле, подержал немного и отпустил. Не нужны были Варду на новой земле ни войны, ни побежденные враги. Недаром его предки славились не только силой, но еще умом и благородством.

– Идем, – сказал побратиму Эйвинд. – Тут больше беспокоиться не о чем.

Ужинали в новом дружинном доме, непривычно просторном и длинном. Собрались все, и вновь прибывшие, и местные, и все равно за столами не было тесно. Йорунн не хотелось идти туда, чтобы лишний раз не видеть вождя, но старая Смэйни чуть ли не силой ее спровадила:

– Тебе ли, ведунье, затворницей быть? Что люди подумают? Выдь, покажись, на других посмотри… чай, с тебя не убудет!

За ужином мужчины говорили о походе, об урожае и грядущей зиме; женщины – о предстоящих свадьбах. Фрейдис узнала, что Ольва дала согласие Лейдольву и уже начала вышивать жениху праздничную рубашку. И что Весна не случайно всю дорогу мучилась тошнотой – за радостную весть о наследнике Лодин подарил ей серебряную брошь и теплые башмаки из козьей шкуры. Лица подруг светились долгожданным счастьем, только Йорунн сидела непривычно тихая, задумчивая и молчаливая. От внимательных глаз Фрейдис не укрылось и то, что ведунья едва притронулась к пище, улыбалась через силу и все поглядывала на дверь.

– Пойду я, – наконец, сказала она. – Мне еще раненых проведать надо.

Поднялась и, не оборачиваясь, ушла.

Дом, в котором поселили их со Смеяной Глуздовной, показался девушке пустым и холодным. Йорунн ополоснула лицо чистой водой, села на скамью возле двери и закрыла глаза. Матушка, Мать Великая… Где же найти силы, чтобы жить себе дальше и улыбаться людям, исцелять раны и хвори, сопереживать и чужому горю, и чужой радости? Мудрые люди говорят, что со временем боль уходит, оставляя внутри лишь легкое облако грусти. Так раны, полученные в бою, с годами превращаются в еле заметные шрамы.

Нужно только выждать, перетерпеть и постараться скорее забыть.

Когда стали расходиться спать, Асбьерн негромко сказал побратиму:

– Вижу, и тебя, и Йорунн словно подменили. Что-то случилось?

– Ничего не случилось, – угрюмо ответил вождь. – И никогда не случится. Я тоже хорош… не о том помышлял, о чем надо бы. Боги судьбу всего рода мне вверили. Выполню клятву – любая пойдет за меня, а я ждать больше не стану. Захочу – двух сразу возьму; мне можно, я вождь. Сыновья родятся – первенца назову по отцу, Торлейвом…

– Погоди, – начал было ярл, но Эйвинд не дал ему договорить:

– Удача нас не покинет, ни меня, ни тебя, Асбьерн. Ступай к жене, она, верно, соскучилась по твоим объятиям.

От особых покоев в Рикхейме конунг отказался, велел, чтобы ему постелили вместе со всеми в дружинном доме. Сказал, так, мол, крепче спится.

Рана на шее Сакси заживала хорошо, больше не причиняя ему боли. Но говорить он еще не мог, а если пытался, то начинал хрипеть и кашлять. И глотать ему было трудно, поэтому Йорунн кормила его, как младенца – жидкой овсяной кашей да протертыми овощами. В иное время от подобной еды Сакси воротил бы нос, но сейчас покорно хлебал из миски, принесенной Йорунн, и каждый раз благодарил ее за заботу. Ей даже казалось порой, что он не телесной скорбью измучан, а тем, что в душе его тяготит, на совесть давит. Не оттого ли таким послушным да кротким сделался?

На третий день после прибытия Эйвинд заговорил о кораблях.

– Кнарр непригоден для боя, снекка быстра, но мала. Нужно строить второй драккар. Тот, который я поведу на Мьолль.

Асбьерн велел позвать Эйрика Тормундссона, старшего среди местных мужчин, и спросил его:

– Есть ли в Рикхейме корабельные мастера?