Берегиня

— Кого? — не дошло до Леона Корнеича.

— Водяного твоего.

Старый приподнялся на локте, всмотрелся во внуковы открытые глаза и не посмел не поверить. Потому оторопел.

— Ну тебя, — сказал растерянно, затем спросил: — Как? Виделто как?

— Вот так, как тебя. Шага на два подале.

— И чо? Худого он ничего не вытворил?

— Как видишь...

— И в омут не звал?!

— Никуда он меня не звал.

— Так вы чо? Близко-то так?.. Разговаривали о чём?

— Не успели, — с досадой сказал Дёмка. — Ты ж его криком своим спугнул.

— А ещё прийти не позвал?

— Чо меня звать? Я и без того пойду.

— Так-таки и пойдёшь? — опять встревожился Леон Корнеич. — Взял волю... Никуда ты один не пойдёшь!

— Тогда вместе пойдём, — сказал внук деду так, словно разговаривал с меньшим братом. Да ещё с лёгкой улыбкою добавил: — Только ты не блажи больше.

— Ах ты, шельмец! — влепил Леон Корнеич Дёмке горячий подзатыльник. — Я ить разве об себе блажил? Я ить об тебе глотку чуть не вывернул...

Дёмка не обиделся на затрещину. Он ласково припал щекою до дедовой груди, сказал виновато:

— Ну чего ты, дедуня, шуток не понимаешь? Чего рассердился? Я ить и сам... Пошто я на ёрик-то кинулся? За тебя испугался.

Уже поглаживая внука по голове, Самоха, после доброго молчания, захотел узнать:

— Каков он видом-то — твой водяной?

— Не подходит он видом ни под лешего, ни под домового.

— Под кого ж он подходит?

— Не то под лягушку здоровенную, не то под ящерицу. А больше того под девчонку какую-то подводную.

— Не под русалку-берегиню?

— Может, и под русалку, — не стал успорять Дёмка. — Из воды выползла, башку на лапы уронила и давай горевать. Беда у неё, похоже...

— Славно ты рассказываешщь, — улыбнулся Леон Корнеич, — надёжно. Добрым человеком вырастешь. А что про Берегиню твою... Не хотел я тебе говорить, а теперь вынужден... Не спалось мне позапрошлой ночью. Поднялся я, во двор вышел — тайгу послушать. Чую — гудит! Где? Везде вроде. Потом над головой долгая тень проплыла, на луне серебром взялась и пропала за лесом. На ёрике плескануло что-то, и всё умолкло. И только выпь на болоте, только саранча в траве... Может, небом-то змей какой летел? Может, он и лягушку твою Берегиню, из какого-нибудь моря выхвативши, в лапах тащил да в ёрик выронил? Мало ли в морях-океанах всякой невидали пасеётся... А теперь ей, бедной, пригоршня нашего парусла, против моря-то. Тьфу! Лыва. Тюрьма тухлая. Как тут не загорюешь? А соображения большого у неё нету — догадаться, что стоит ей мол переползти и вот она — река. А рекою-то в любой океан дорога отворена. Надо нам с тобою как-то бы приручить её маленько: мы бы её через перешеек на большую воду переволокли и дело с концом...

— Хорошо придумано, — сказал Дёмка, вскинувши голову. — Об одном только, дедуня, не спросил ты меня: что же это за лягушка такая бестолковая, которая способна перед людьми из глубины ёрика подарки выкладывать? Про палицу, которую ты под каршу уторкал, забыл?

— Забыл, — сознался Леон Корнеич. — Да-а. С палицей тою посчитаться, выходит, что Берегиня не столь глупа. Мы собрались её приручать, а она, похоже, с тем же самым умыслом до нас подбирается. Ну дела! Как нам теперь быть-то? — спросил дед внука не без нового страха.

— Запереться дома и сидеть.

Не успел Дёмка новой шуткою поиграть, как старый повторно хлопнул его по затылку.

— Придержи! — сказал. — Ышь! Распустил вожжи... Смельчак отыскался... Кто ночью в подушку-то целую лыву наревел?

— Так уж прямо и лыву?

—_ Не лыву, так озеро, — уже с улыбкою поправился Леон Корнеич. Дёмка обрадовался дедовой отходчивости и опять прижался к нему.

Спросил:

— Когда пойдём-то?

— Поутру, думаю, и настроимся...

Настроились, пошли поутру.

Вот шагают. Вот дошли. Вот открылась перед ними утренняя сказка таёжного парусла.

Доводилось ли вам когда-нибудь видеть такое утро? Не доводилось?! Бог ты мой! Да что же вы тогда в жизни своей видели? Да зачем тогда вышли вы из вечной тьмы? Неужели только для того, чтобы удостоверить своё наличие в мире нашем отражением в зеркалах? И ради этого, угробляя равнодушием всё и вся, производиться в детях?!

Опомнитесь! Оторвитесь от себя! Оглядитесь, пока ещё есть на что глядеть. Спросите Землю, что вы для неё значите? Кому вы без неё нужны?

А! Чёрт с вами! Не отрывайтесь. Не я первая лезу из кожи вон, взывая к вам. Сколько добрых умов изошло в простоту вашу, словно в чёрную могилу. А толку-то...

И всё-таки... Может, кто-нибудь после моих слов сходит до матушки-Земли на свидание; поговорит с нею с глазу на глаз. Я думаю, что для такого сердцеобмена не найти ему более подходящего места, чем заревая, таёжная старица. Природа тут внемлет человеку, словно мир вечности, принимая душу его всеми соками.