Берегиня Чёрной Поляны

Дедушку сквозь запотевшее стекло видно плохо было, но я догадывался, как и куда он идёт, что делает. За неделю я уже привык к этому ритуалу и знал, что хозяин не просто так по стройке ходит. Лесник словно с одушевлёнными вещами разговаривает с каждым сараем, каждым бревном. Он приветствует новый венец мельницы и просит лежать крепко, раздвигает верхушки ёлочек за срубом на опушке и обещает им тёплого дня. И вот сегодня всё пошло не так. Не дождались дедушку ёлочки.

Дверь с шумом распахнулась.

– Вставайте. Трезора отравили, – Егор Гаврилович открыл аптечку на стене. – Надо к ветеринару везти. Срочно. Ну чего Вы глазами хлопаете. Будите герра Келли. Машина то только у него под рукой.

Мы с Артемием и правда глазами хлопали. Дедушка взял шприц и какие-то пузырьки с лекарством. Принялся смешивать раствор, а я всё никак не мог понять, как такое возможно. Вот же он, Трезор, ночью в будке сидел. Даже рычал на меня, подъедал что-то там в миске.

На плитке стоял чайник с тёплой водой. Егор Гаврилович достал из шкафчика глубокую миску, вылил в неё воды, сунул под мышку свёрнутое покрывало и решительно сжав шприц в кулаке открыл дверь. Я прыгнул следом. Артемий Петрович спешно одевался и кого-то клял последними словами. Не успели мы к сараю подойти, как в сторожке опять хлопнула дверь. Старик Заяц, оскальзываясь на подмёрзшей тропинке бежал мимо вещего столба к срубу. На ходу Артемий стукнул кулаком по проклятому указателю, громко выругался, так что у мы возле Трезора услышали.

Алабай лежал возле будки. Его била мелкая дрожь, изо рта на снег стекала струйка слюны. Дедушка погладил Трезора, пошептал ему ласково и вколол в заднюю лапу заготовленную иглу. Пёс дёрнулся, но не заскулил. Я бы уже оборался на его месте. Я вообще уколы не выношу. Даже один вид шприцов вызывает у меня паническую атаку. Дедушка отстегнул цепь от ошейника и присел рядом с Трезором, поглаживая крупную голову. Вот теперь пёс заскулил. Плохо было ему. Очень плохо. Дедушка сунул ему под нос миску с водой, но он только понюхал и опять лёг.

– Ему вчера кто-то из навников еду давал, – наконец выдавил из себя я. Дед хмуро глянул на меня и ничего не ответил. – Я не видел кто, но над миской светилось вроде.

Дедушка встал собрал в кучку рассыпанные вокруг объедки. На крыльцо сруба выскочил Артемий.

– Захвати мешок какой-нибудь, – Егор Гаврилович поднял вверх собачью миску. – На экспертизу отвезу. Докопаюсь до правды.

Я поёжился, словно и мне могло попасть за эту правду. Трезор опять заскулил. Его тело скрутило судорогой. Мощные лапы скребли снег, голова закинулась назад. Дедушка снова бросился к нему. Начал шептать, прогонять падучую. Вроде отпустило. Алабай перекатился на живот и привстал на дрожащие лапы. Его стошнило. Среди остатков пищи проглядывали сгустки крови. Должно быть яд был очень сильным. Я подумал, что если дедушка захочет и это на экспертизу отвезти, то одного пакета не хватит.

Дверь сруба снова открылась. Теперь из дома вышел первым Якуб Келли, Артемий ковылял следом. В руках его был целлофановый пакетик из продуктового магазина. Растерянными, жалостливыми глазами старик смотрел на Егора Гавриловича и протягивал ему шуршащий мешочек. Дедушка засунул в пакет миску, туда же сгрёб все огрызки и оттёр руки сухим снегом.

– Здесь убрать надо, пока рабочие не пришли. И морок поставить. Пусть все думают, что он спит, – дедушка подтолкнул носком сапога цепь. Она глухо стукнулась о стенку будки. – Пока меня не будет, Вася, вспомни все детали прошлой ночи. Если сможешь, по часам. Запишите это для меня.

Мы молча кивали. Да и что было говорить.

Наконец Якуб прогрел мотор и подогнал свою машину. Дедушка расстелил на заднем сиденье покрывало. Втроём они втащили Трезора внутрь и уложили. Хозяин сел рядом, уложил морду страдальца на колени и захлопнул дверь. Я подумал, что возможно вижу Трезора в последний раз. Программы по телевизору о догхантерах я смотрел и знал, что от яда умереть можно очень быстро. Надо было и Трезору такое показывать, чтобы не жрал всё подряд.

Машина уехала. Мы сиротливо ёжились посреди двора. На смену морозной ночи, пришёл ненастный серый день. Пора было браться за дела. Артемий Петрович принёс широкую лопату и принялся чистить снег. Я поглядел вокруг будки из Изнанки, а вдруг вчера, что-то важное пропустил. Нет, никаких особых следов не было. Мышами не пахло.

– Ну, что пойдём в дом? – спросил меня Артемий. – Вроде всё чисто. Морок потом сделаю. Надо чайку попить горячего.

Мы поплелись к сторожке. Настроение было ниже плинтуса и никакие мысли о завтраке его не спасали. Я прокручивал в голове прошлую ночь по часам, как велел хозяин, и выходило, что Трезора отравили часа три назад. Среди ночи кто-то шастал по стройке пока я схему мельничной установки рисовал.

– Артемий Петрович, – позвал я, шедшего передо мной деда, – А ты же хорошо разбираешься в мельницах, так?

– Так, – ответил он, оббивая снег с сапог о крыльцо.

– А если я тебе картинку покажу с пометками, ты сможешь сказать, что там такого важного на этой схеме отмечено?

– На какой схеме?