Берегись вурдалака

Тут только Дубов, придя в себя, оглядел поле боя, усеянное стражниками Григория. А сам князь так и продолжал стоять на троне, с явным страхом глядя на своих противников.

– Вон отсюда! – внезапно выкрикнул он. Видимо, это было все, что ему пришло в голову в столь критическую минуту.

– Я те ща покажу "вон"! – взревел Беовульф, и его грозный меч взметнулся над головой князя. И только когда он уже начал опускаться, Василий закричал:

– Не надо! – и меч Беовульфа в самый последний момент повернулся горизонтально и опустился плашмя на голову Григория. Князь как подкошенный рухнул вниз к ногам победителей, которые толком и не знали, что делать со своей победой. А на башне часы уже начали отбивать полночь.

– Что же делать? – с досадой проговорил Дубов, задумчиво пиная бесчувственное тело князя. – Сейчас самое время Гренделю его загрызать, а он тоже в отключке.

Но хотя Грендель и находился в беспамятстве, тем не менее он, как по расписанию, начал превращаться в огромного тощего волка.

– А что там думать – грызть надо! – выкрикнул Беовульф и, будто котенка, подтащил волчищу к Григорию. Деловито приложил волчью пасть к горлу князя и со всей силы сдавил челюсти оборотня, так что аж клыки лязгнули, как запоры на вратах ада. И как раз в этот момент часы пробили последний, двенадцатый раз.

(Елизавета Абаринова-Кожухова, "Дверь в преисподнюю")

И вот настал торжественный день, когда самодеятельный театр представил на суд почтеннейшей публики свое новое творение – спектакль "Ревизор" по одноименной комедии Н.В. Гоголя.

Постановщик Святослав Иваныч, который накануне бегал по Дому культуры, собачился с декораторами, что-то втолковывал актерам и даже давал ценные указания суфлеру, ныне пребывал в совершенном спокойствии и заторможенно, если не сказать сомнамбулически прохаживался по фойе, отвечая на приветствия загадочной улыбкой Моны Лизы, готовый стоически принять как шумный успех новой постановки, так и столь же оглушительный провал оной.

Инспектор Рыжиков, который сегодня был городничим Антоном Антоновичем Сквозник-Дмухановским, в артистической гримуборной приводил себя в соотвествие с образом: намазывал губки, подкрашивал бровки и реснички, пудрил щечки и носик, и при этом игриво косил глазки на гримирующегося рядом с ним Вадика-Хлестакова: инспектор уже всерьез вошел в образ своего персонажа, который, по окончательному замыслу режиссера, должен был с первого взгляда влюбиться с петербургского гостя. Тот же, в свою очередь, предпочел не обаятельного градоначальника, а скромного лекаря Гибнера, который, по воле Святослава Иваныча, из третьестепенного персонажа сатирической комедии превратился в одно из главных лиц любовно-треугольной драмы.

Святослав Иваныч сумел найти особые краски (и отнюдь не голубые) даже для такого, казалось бы, малопривлекательного персонажа, как Держиморда: сей последний был тайно влюблен в супругу городничего Анну Андреевну, но не должен был показывать виду, что испытывает к ней какие-то чувства. Василий Щепочкин, исполняющий роль Держиморды, не совсем понимал, для чего ему нужно изображать влюбленного, если этого не заметят ни предмет его обожания, ни зрители, однако с режиссером не спорил и в меру способностей выполнял его указания.

Но теперь Васе было ни до Держиморды, ни до его чувств: детектив имел основания ожидать, что во время спектакля в Доме культуры могло произойти нечто неординарное, и Щепочкин должен был предупредить Рыжикова, чтобы тот был начеку.

Конечно, тревожить артиста, когда он готовится к ответственной премьере, Василию очень не хотелось, но соображения безопасности все же взяли верх. Вопреки опасениям, инспектор воспринял появление детектива весьма благосклонно.