Рыжиков открыл оба глаза, приподнялся в кресле и глянул на Щепочкина куда осмысленнее:
– Вы считаете, что это необходимо? Ну что ж, идемте.
И инспектор с неожиданной легкостью поднялся с кресла.
Перед самым входом в Клуб имени Елизаветы Абариновой-Кожуховой он остановился:
– Василий Юрьевич, подумайте еще раз, правильно ли мы с вами поступаем.
– Я знаю одно, Георгий Максимыч – теперь надо не думать, а действовать! – в запале ответил Вася.
– Ну что ж, я вас предупреждал, – с едва заметной грустью в голосе вздохнул Рыжиков. – Прошу!
Дверь оказалась не заперта. А первым, кого увидел Василий, был восседавший за столом князь Григорий – точь-в-точь такой же, как на разбившемся кубке. Щепочкин еще раз поймал себя на мимолетной мысли, что если бы не знал наверняка, то и подумать не смог бы, что мрачный князь-вурдалак и импозантный управляющий банком – один и тот же человек. Подле князя примостились барон Альберт и воевода Селифан – последнего Щепочкин узнал по Надеждиным описаниям.
Князь Григорий благосклонно глянул на непрошеного гостя:
– Если не ошибаюсь, господин Дубоу, Василий Николаевич? Очень хорошо, что пожаловали, дауненько вас поджидаем. Весьма рад, что почтеннейшая госпожа Глухарева уговорила вас перейти на нашу сторону. – И, обернувшись к запыхавшемуся Альберту, с укором добавил: – А ты, барон, хотел, чтобы Анна Сергеуна его "замочила".
Несколько опешивший от такого приема, Василий все же пришел в себя:
– Господа, ваша песенка спета. И чтобы не усугублять вину, предлагаю вам добровольно сдаться в руки правоохранительных органов.
Щепочкин обернулся за поддержкой к инспектору Рыжикову. Тот стоял в дверях с пистолетом, но направленным не на князя Григория и его сподвижников, а на самого Василия.
– Оборотень в погонах! – побледнел Щепочкин.
– Упырь в погонах, – поправил Георгий Максимыч. И, продолжая держать Васю на прицеле, подобострастно обратился к князю Григорию: – Ваше Сиятельство, отдайте его мне. Давно хотел испробовать, какая у него кровушка.
– Не спеши, Егорий Максимыч, усему свой срок, – проскрежетал князь. – Я вижу, что Василий Николаич – человек основательный, не у пример тебе.
– Как это, не в пример? – искренне возмутился Рыжиков. – Я же вам верой и правдой!..
– А того не у меру любознательного мальчонку ухйдакать как следует не сумел, – ехидно подпустил князь Григорий. – Ну ладно, об этом после. Итак, господин Дубоу, даю вам последнюю возможность. Выбирайте – или вы становитесь одним из нас, или я отдаю вас вашему другу Рыжикову, а что останется – почтеннейшему господину Херклаффу.
Василий понял, что угодил в весьма неприятную переделку; конечно, он не очень верил, что инспектор станет пить его кровь, но после всего сказанного, особенно об "ухайдаканном мальчонке", было ясно – живым его отсюда не отпустят. Принять же заманчивое предложение князя Григория, а уж тем паче становиться "одним из них" Щепочкину хотелось меньше всего. По сравнению с этой перспективой даже мучительная смерть представлялась меньшим злом.
Но тут случилось неожиданное. То есть неожиданное для обычной действительности, но самое обыденное в остросюжетных книгах и сериалах. Дверь стремительно распахнулась, и в комнату ворвалась журналистка Надежда Заметельская, целая и невредимая, даже розовая кофточка была в неприкосновенности. У нее за спиной маячили несколько человек в темных масках – в комнате места им не хватало, но один из них без лишних слов выверенным ударом ноги выбил пистолет из рук инспектора. В спецназовцах Вася узнал тех самых людей, что вышли из зала следом за Надей – на них были надеты все те же одинаковые костюмы и галстуки.
Князь Григорий гневно поднялся за столом:
– Что за безобразие?! Сударыня, кто вы такая и по какому праву врываетесь у частные владения и учиняете усякие беспорядки?
Вместо ответа "сударыня" извлекла из-под кофточки невзрачное на вид удостоверение и продемонстрировала его всем, бывшим в комнате, включая Василия. Из напечатанного и скрепленного печатью следовало, что предъявительница сего, гражданка Надежда Заметельская, является кадровым сотрудником Федеральной Службы Безопасности с самыми широкими полномочиями.
– Вы все арестованы, – негромко, но решительно заявила Надежда. – И попрошу без глупостей – всякое сопротивление бесполезно.
Однако совсем без "глупостей" не обошлось: барон Альберт вскочил на подоконник и тут же скрылся за окном. Надя одним прыжком достигла окна и увидела, как Альберт с удивительной для его возраста прытью карабкается вниз по водосточной трубе.
– Ну и черт с ним, – решила Надежда. – От нас никуда не уйдет… А этих – уведите! – скомандовала она, обращаясь к людям в масках.
Но в это время на пороге возник режиссер Святослав Иваныч:
– Георгий Максимыч, я вас по всему дому ищу, а вы тут! Скорее на сцену, публика ждет.
– Подождет, – буркнул Рыжиков. – Лет десять.
– Не меньше пятнадцати, – уточнила Надежда.
Как ни странно, известию о задержании исполняющего роль Городничего режиссер удивился менее всего: