Леон… Он выглядит сытым и довольным. Конечно, ведь его и без того баснословное состояние, благодаря моему, нет… больше не моему ребёнку, вырастет в разы. Мне не до веселья. И нет аппетита. Чего мне радоваться? Как я могу шиковать и лыбится, как лыбится сейчас дед, если моя сестра… она умирает, и Серёжа… ему там тоже очень больно. Я даже не знаю, жив ли он.
Я решительно бросаю вилку на стол, так и не притронувшись к пище, поднимаюсь с места, не спрашивая ни у кого дозволения, выхожу из-за стола. Леон прекращает болтовню с одним из своих друзей — зрелым брюнетом, которого он представил мне как Марио Росси, и бросается следом за мной.
— Лина, куда ты? — совершенно спокойно спрашивает, но должен наверно поругать за самоволие.
— Я устала. Извини. Мне не очень хорошо…
— Тебя проводить? Куда? На прогулку, в свою комнату?
Тошно. Пусть жену свою проводит. А я вещь.
Я машинально поворачиваю голову в сторону, натыкаюсь на первую леди семьи. Фелиция как обычно недобро режет по мне взглядом, а дед и вовсе занят светскими беседами.
— Нет. У тебя гости.
— Я бы хотел, чтобы ты осталась.
— Я беременна, Леон, у меня обострился токсикоз. Передай это синьору, — сквозь стиснутые зубы рычу я, даже не оборачиваюсь, уверенно постукиваю каблучками к выходу. — Не нужно меня провожать. Справлюсь. Особенно не нужно делать это на глазах у своей… жены.
Я не знаю, что на меня нашло. Гормоны шалят? Возможно. Или… я ведь не могу ревновать? Когда я подписала ту ненавистную бумажку, я чётко дала себе установку — не влюбляться в Леона Моретти. Такой как он, монстр бездушный, превратит меня в прах, даже моргнуть не успею.
Мужчина не плетётся за мной следом. Вот и славно. Я всё-таки решаю немного подышать свежим воздухом и выхожу в сад. Обхватив плечи руками, неторопливо прогуливаюсь по саду. Пение птиц, бархатное тёмное небо с множеством мелких крупинок на нём, немного расслабляют воспаленный ум. Я тяжело вздыхаю и смотрю на полный диск луны. Думаю о сестре, о Серёже, веки вновь начинают подрагивать, а ресницы мокреют. Надеюсь, Катя скоро поправится. Я буду очень сильно надеется на то, что Моретти сдержит своё слово. И похитители любимого... Долго ли они собираются ещё держать его в плену? Хотя, сейчас даже так будет лучше. Я не хочу, чтобы Серёжа знал, что его невеста... беременна от бандита. Но если он действительно любит, то примет этот ужасный факт, поддержит меня. Я ведь ради него ложилась под убийцу. Ради него влезла во всю эту грязищу! Я суррогатная мать. Пусть он думает именно так. У меня нет чувств к Моретти. Ни капли! Наверно… Гадко! Как же гадко звучат в голове мои мысли… Как оправдание. Самой себе. Я ведь не влюбилась? Не влюбилась в этого жестокого черноглазого ублюдка? Да как такого дьявола можно любить? Любят ведь, прежде всего, не за обёртку, не за огромный и приятный член… а за душу.
Нагулявшись, я бреду обратно к дому. Как вдруг, замечаю знакомую рожу. Фелиция. Она вышла на улицу с сигаретой в зубах. Стоит вся такая важная, вальяжная и затягивается вонючей палочкой. Видит меня, бросает окурок в пепельницу. Рисуя восьмёрки бёдрами, двигается мне навстречу. Вот сейчас у меня точно нет настроения на разговоры. Чего она хочет? Подружиться? Поиздеваться? Скорей всего, второе.
— Что, наслаждаешься вечером? А чего с банкета сбежать? — тараторит она на ломаном английском. Девушка выпила, от неё веет алкоголем и табаком. Мне неприятно находится рядом с ней. Даже, если запах вредных привычек перебивается запахом фирменных «Шанель».
Мой желудок делает тройной кульбит и скручивается в тугой узел. Я решаю просто промолчать, обойти стерву стороной и лечь спать. На пьяных вообще лучше не обращать внимание, тем более, не нужно с ними спорить.
— Эй, я с тобой разговаривать! — она недовольно топает ногой. Я пытаюсь обойти вспылчивую фифу слева, но она… эта полоумная стервозина резко хватает меня за локоть. Будто зубастая кобра впивается в нежную плоть острыми зубами — ногтями, властно сжимает. Рука начинает неприятно пульсировать.
— Руки убери. Или я позову охрану, — грозно, но абсолютно спокойно шепчу я.
Фелиция заливается раскатистым смехом. Насмехается надо мной, глядя сверху вниз как на таркана. Рывок, я пытаюсь освободиться, а она поджимает свои пухлые, набитые силиконом губы, прекращает гогот и практически плюёт мне в лицо мерзкую правду:
— Откровенно говоря, ты мне не нравится. Ты девочка — шалашовка. Леон продешевил, когда выбрать тебя. Ты ведь пустышка, безродная дворняжка. Но у него нет выбора. Наследник нужен уже сейчас. Будет лучше, если ты одуматься. Откажись. И уезжай. У Леона много недоброжелателей. Ты — мишень его врагов. Советую тебе глядеть в оба. Кто знает откуда выползти змея... и вцепился тебе в глотку, чтобы устранить назойливую помеха, — итальянка ехидно кривится, а я делаю резкий рывок назад и вырываюсь из цепкого захвата хамки. Холодные мурашки, как опасные лианы, невидимыми кольцами оплетают мой позвоночник.
— К сожалению я не могу этого сделать. Или ты забыла? Что я подписала тот чертов договор?!