Беременна от бывшего мужа

Он так и стоял каменной скалой, а я продолжала цепляться за бывшего мужа и чувствовала себя при этом извращенкой, потому что наряду с болью ощущала безграничное счастье.

— Больше вас не оставлю без присмотра никогда, — шепотом пообещал Макс, и я улыбнулась сквозь выступившие на глазах слезы.

— Не оставляй, — согласилась в ответ. И вдруг ощутила то, что нельзя было спутать ни с чем — желание тужиться.

— Что такое? — мгновенно напрягся Фролов, кажется, безошибочно почувствовав тот момент, который приблизил рождение нашего малыша окончательно.

— Зови акушерку. Скоро родим, — ответила я ему едва слышно, и Макс сорвался и направился размашистым шагом к двери.

Часть тридцать шестая. Ксения

— Еще немного! Ты молодец! Давай! Да, давай! — подбодрила меня врач, и я выдохнула, когда почувствовала, что наш с Максом сын наконец родился.

Сам Фролов стоял в изголовье кресла и держал меня за руку, и от этой поддержки зависело все. Это я поняла сразу, как он заявил, что останется на сам процесс рождения малыша.

У меня словно второе дыхание открылось, я ощутила, что все будет хорошо, и что наш сын родится совсем скоро, и произойдет это без тех проблем, которые могли бы сопутствовать этому событию, учитывая ранний срок родов.

— Все! — выдохнула я, откинувшись назад и закрывая глаза.

Родильную палату огласил звук, больше похожий на недовольное урчание — так наш с Максом малыш приветствовал этот мир.

— Да, мамочка. Богатырь! Несмотря на то, что восьмимесячный! — заверили меня.

— С ним все в порядке? — мгновенно откликнулась я, распахивая глаза.

— Все в порядке. Сейчас приложим к груди.

А дальше последовало то, что врезалось в мою память навсегда. Сын взял грудь, и у меня покатились слезы счастья. И все это время Макс был с нами.

— Ну, как ты? — спросил Фролов, когда малыша унесли, заверив меня, что вернут, как только меня переведут в послеродовую палату.

— Хорошо, — устало улыбнулась я, чувствуя себя совершенно расслабленной и счастливой. Наверно, виной всему были гормоны, которые усиленно вырабатывал мой организм.

— Ксю… — тихо позвал меня Макс, но я уже чувствовала, что проваливаюсь в состояние полусна. И через него хоть и слышу все, что мне говорит бывший муж, но эти слова кажутся чем-то эфемерным. Ненастоящим.

— Да? — откликнулась я шепотом.

— Спасибо… за то, что ты со мной. И за сына.

И я не знала, придумала ли я себе это или же Фролов действительно произнес эту фразу.

Проснулась я уже в послеродовой палате, ничего не помня о том, как в ней оказалась.

— Где мой ребенок? — выдохнула хрипло, приподнимаясь на локтях.

Меня окутал страх, очень сильный, который буквально кричал о том, что с малышом что-то случилось. Но рядом был Макс, и его голос мгновенно успокоил.

— Он здесь, рядом, — указал бывший муж на прозрачную люльку рядом с моей кроватью. — Вес отличный, рост тоже. За ним еще понаблюдают, но врачи говорят, что наш сын абсолютно здоров. Сейчас он спит, посмотри.

И я посмотрела. Только совсем не на ребенка, а на Фролова. Он смотрел на нашего малыша с таким выражением на лице, что у меня внутри все сжалось от такого острого щемящего чувства, что кислород в легких закончился.

— Я так рада, что ты приехал и оказался рядом с нами в этот день, — призналась я, улыбнувшись, когда мой взгляд все же переместился на нашего сына.

Он сладко спал и не выказывал никакого беспокойства.

— Иначе и быть не могло, — заверил меня Фролов и вдруг встал и направился к двери.

Я нахмурилась, не понимая, куда он так быстро устремился, но совсем скоро все стало ясно.

— Тебе нужно поесть, — сказал Макс, и не успела я ответить, как в палату вошла женщина, которая принесла мне тарелку с едой.

И только тогда я поняла, насколько проголодалась. Запах овощей и мяса ударил в нос. Фролов помог мне устроиться удобнее, и я в этот момент ощутила такую острую благодарность за заботу, которую он показывал мне всеми доступными способами, что все прошлое, разделяющее нас, окончательно исчезло.

— Как мы назовем нашего сына? — спросила я, уминая мясо с овощами.

— Не знаю, — признался Макс, улыбаясь. — Кому-то имя сразу приходит. А мне — нет. А ты что думаешь?

Я нахмурила брови, пытаясь представить, как можно было бы назвать нашего малыша, но на ум ничего не шло. Зато я думала о других вещах, которые никак не вязались с днем рождения нашего с Фроловым сына, но и о которых забыть я не могла. Особенно сейчас.

— О чем ты думаешь? — спросил Макс, кажется, прекрасно понимая, что мои мысли сейчас очень далеки от того, чтобы начать выбирать имя нашему ребенку.

— Ни о чем, — помотала я головой, отставляя опустошенную тарелку.

— Нет уж, говори, — буквально приказал Фролов, и я вскинула брови. Потому что поняла — мне нравится его тон.

— Скажи… у тебя что-то поменялось в жизни… ну, за то время, что ты провел без меня?