Но в такие моменты, как тот, что наступил спустя некоторое время после выписки из роддома, я просто не знал, что делать. И это было самым страшным — непонимание, что творится с твоим ребенком.
Артур захныкал посреди ночи. Опасаясь, что сын разбудит Ксю, которая в кои-то веки спокойно уснула, я подхватил ребенка на руки и вынес в соседнюю комнату. Подумал, что, наверно, ему нужно просто сменить памперс.
Но дело оказалось вовсе не в этом. С нарастающим ужасом я смотрел, как Артур постепенно краснеет, а его плач нарастает, как снежная лавина, становясь все громче.
Должно быть, мне следовало разбудить Ксю, но рука не поднималась это сделать. Поэтому я не нашел ничего лучше, чем позвонить брату.
— Миша, Артур орет, как резаный! — сообщил я быстро и был очень возмущен, когда брат, зевнув, безразлично выдал:
— Ну и что?
— В смысле ну и что?! — приглушенно рявкнул я. — Ему плохо! Может, нужно вызывать скорую?!
— Не паникуй, папаша, — хмыкнул Миша тоном опытного бойца с загаженными подгузниками и прочими радостями отцовства. — Сейчас Таню тебе дам, она подскажет что-нибудь.
— Ну что там у вас? — поинтересовалась невестка и я повторил ей то же, что уже сказал брату:
— Артур орет! Я не понимаю, что у него болит и что делать!
— Колики, скорее всего, — сказала Таня возмутительно спокойно. — Не волнуйся, от этого не умирают.
— Делать-то что?! — не выдержал я.
— Потрогай животик. Твердый? Вздутие есть?
— Твердый, — подтвердил я с нарастающим ужасом. — И вздутие….
— Спокойно, — скомандовала невестка. — Попробуй помассировать.
— А если не поможет?
— Все равно пройдет, — хмыкнула Таня. — Все через это проходили, поверь мне.
— Мой сын — не все! — отрезал я и в этот момент услышал весьма характерный звук.
— Таня… — пробормотал я, перестав массировать животик. — Он обделался. Это хорошо?
— Смотря для кого, — рассмеялась она в ответ. — Для Артура — да, скорее всего плакать он перестанет. Для тебя — не очень, придется менять подгузник.
И действительно — испортив подгузник, сын лежал теперь смирно, довольно улыбаясь. Вот ведь маленький засранец! Причем в самом буквальном смысле этого слова.
— Кажется, попустило, — сообщил я невестке.
— Ну и отлично. С боевым крещением, папаша.
Я уже собирался поблагодарить Таню и окончить разговор, чтобы заняться сменой памперса, но тут трубку снова взял Миша.
— Макс, сейчас, наверно, не самый подходящий момент, — заговорил он. — Но я решил тебя предупредить. Так, на всякий.
— О чем? — поинтересовался я рассеянно.
— Твою бывшую из тюряги выпускают. Какой-то олигарх посодействовал.
— П*здец, — только и смог я сказать в ответ на эти новости.
— Ты чему сына учишь? — раздался рядом голос Ксю, в котором звучал мягкий упрек.
— Миш, спасибо за все, потом перезвоню, — поспешно закончил я разговор и обернулся к жене.
— Ты почему не спишь? — поинтересовался недовольно.
— Проснулась, а вас нет, — пожала она плечами. — Что случилось?
— Уже все в порядке, — откликнулся я. — Были колики, но мы с ними справились.
— Говоришь так, словно победил не колики, а страшное чудовище, — улыбнулась жена.
— Вообще-то это пострашнее любого чудища! — парировал я.
— Так и быть, я выдам тебе медаль за отвагу, — хмыкнула жена. — Но сначала надо переодеть памперс.
— Я сам, ложись, — скомандовал решительно. — Ты и так толком не спишь.
Как я понял в последнее время, ночные бдения вместе с сыном — еще то испытание на прочность. И настоящая семейная жизнь начиналась только теперь, вместе со всем, что сопутствует появлению в доме ребенка. Все прошлые разногласия на этом фоне были сущей ерундой.
Хотя выход Ксении на свободу, как я чувствовал, тоже ничего хорошего в себе не таил. Но говорить об этом Ксю сейчас я не собирался. Ей и так хватало всяческих забот.
Переодев памперс, я вместе с сыном вернулся в спальню. Ксю уже уснула, а я, наблюдая за тем, как Артур кряхтит в кроватке, не мог отделаться от странной тревоги, тупым клином засевшей в груди.
И, как вскоре стало ясно — беспокоился я не зря.
Часть тридцать восьмая. Ксения
Чувствовать себя настолько нужной — со мной такое было впервые. И самой нуждаться в человеке остро, до какого-то непередаваемого ощущения в душе — подобного я тоже никогда не испытывала. Любить ребенка — это совершенно отличающееся от всего другого чувство. И чем больше проходило времени, чем крепче наша новая семья становилась, тем чаще я задавалась вопросом — как мы раньше жили без нашего Артура? И как мы раньше могли жить друг без друга?
Возможно, это было не совсем правильно, но так полно, как сейчас, я не чувствовала себя еще никогда в жизни. Рядом были муж и сын — и большего мне было не нужно. Сейчас я была целиком и полностью счастлива.
— Иди поспи, я побуду с ним пару часов, — сказал Макс утром перед тем, как ехать на работу.
— Но тебе же нужно в офис, — запротестовала я, впрочем, не очень активно.
Хотелось спать, потому что Артур полночи балагурил, а я, чтобы дать выспаться Фролову, забрала сына и ушла с ним в другую комнату.
— Ничего страшного не случится, если я опоздаю, — подернул плечами муж и кивнул на дверь нашей спальни. — Иди и поспи.