Беременна по принуждению

Кончал я долго, с наслаждением чувствуя, как содрогается её тугая пиздёнка. А потом вышел, застегнул брюки и обернулся к Белоснежке.

Она уже встала на ноги, опустила задранное платье, но избегала прямого взгляда. И не смела уйти. Так и стояла, сцепив пальцы в замок.

Я видел, как ей этого хочется. Помыться, содрать мочалкой мои следы с её кожи, но я ей никогда не позволю забыть о себе.

Я подошёл ближе, она вздрогнула, но не посмела отпрянуть. Двумя пальцами взял за подбородок, чтобы наши взгляды встретились.

– А теперь убирайся! Ещё раз услышу такие речи, так просто не отделаешься. Поняла?

– Да.

Её голос звучал глухо, но слёз больше не было. Белоснежка всё ещё считала себя несломленной, это мне в ней и нравилось. Какой бы унизительный ни был для неё секс, она делала вид, что это не изменит её позиции.

– Тогда пошла вон!

Я отпустил её и повернулся спиной. Вскоре громко хлопнула дверь, и стало совсем тихо.

Спустя минуту я выглянул в коридор. Никого. Белоснежка ушла к себе.

Наверное, плакать или строить планы мести. Мы поговорим обо всём спокойно и на днях.

А Яну и впрямь надо бы заменить, не надо больше, чтобы они постоянно сталкивались. Заменю обязательно, когда найду, кем.

* * *

Следующие пару дней мы с Максимом не виделись. Яна тоже не попадалась на глаза, хотя я знала, что её не уволили. К счастью, мы не сталкивались лицом к лицу, я не слышала её нагловатого тона, а когда спросила Ларису, прислуживающую мне за столом, женщина ответила:

– Так хозяин приказал. И просил передать вам подарок, он уже ждёт наверху.

Я усмехнулась. Наверное, цветы или коробочка с бриллиантовыми серьгами.

Помнится, я мечтала о них и получила на свадьбу вместе с кольцом и подвеской из белого золота. Мама тогда сказала, что этот набор стоит целое состояние, но мне было без разницы.

Я хотела обладать бриллиантами от Ветра – камнями любви от любимого. Знака того, что я принадлежу ему. И я носила их с гордостью, будто каждый, кто увидит их на мне, сразу поймёт: это женщина Максима Ветрова. Это его жена.

А сейчас… Я любила Максима, в этом не было сомнений, но понимала, что так дальше продолжаться не может. Нам лучше разъехаться сейчас, пока мы не связаны ребёнком.

Много ночных часов я провела в этих мыслях без сна, но так и не нашла в себе силы  предстать перед ним и сказать: «Я ухожу. Люблю, но ухожу, чтобы не начать ненавидеть».

И вот сейчас он подарил мне что-то, чтобы загладить вину. Ветер никогда не умел просить прощения, он сам это признавал, но и отмалчиваться и делать вид, что ничего не случилось у него не получалось.

Я бы не перестала дуться, и мне импонировала мысль, что мужу на это не наплевать. Он хотел моего хорошего отношения. Хотя и не заслуживал.

После обеда я не спешила наверх. Хотелось подумать.

Я сидела, листая Золя в библиотеке, и никак не могла вникнуть в смысл прочитанных строчек.

«Зачем хотеть или не хотеть, если никогда не выходит так, как хочешь?» На страницах его романа «Дамское счастье» наткнулась на прелюбопытный диалог:

«– Знаете, они ведь отомстят?

– О ком это Вы? – спросил Мурэ, уже потерявший нить разговора.

– О женщинах.

Муре повеселел ещё больше; и тут перед собеседником обнаружился весь его цинизм, который он скрывал под оболочкой чувственной экзальтации. Пожав плечами, он объявил, что выкинет их всех вон, как порожние мешки, лишь только они помогут ему сколотить состояние. Но упрямый Бурдонкль невозмутимо твердил:

– Они отомстят… Найдётся одна, которая отомстит за всех. Этого не миновать».

Верно, я хотела бы отомстить Ветру, только не представляла, как это сделать.

Я захлопнула толстый томик, предварительно положив закладку в виде вороньего пера, разумеется, не настоящего, и с решимостью утопленника, которому больше нечего терять, направилась в свои комнаты.

На кровати стояла небольшая коробка размером с те, в которых перевозят одноярусные торты. Цвет упаковки, нежно-персиковый, и изящный, но не громоздкий голубой бантик с жемчужным глазком в центре – первое, на что я обратила внимание.

Ветер был эстетом, а не грубияном. Он всегда умел поразить моё воображение, избегая пошлости и вульгарности настоящего богатства.

Какое-то время я стояла и гадала, что может быть внутри. Взяла коробку в руки, она оказалась тяжёлой.

Значит, статуэтка. Я обожала фарфоровые вещицы, но не ширпотреб, которым завалены магазины, а что-то такое, с изюминкой, что хочется рассматривать бесконечно долго.

Ветер был к таким вещам равнодушен, считая всё это выкинутыми на ветер деньгами. Но красота стоит денег, она их заслуживает и от этого сияет ещё ярче.

Аккуратно разрезав ленточку, я открыла подарок и ахнула от восторга.

Я угадала, это была статуэтка балерины. Только черноволосая хрупкая девушка не танцевала, как иные статуэтки, которые мне довелось видеть, а присела на камне, склонившись к воде. Её белоснежные изящные руки были прижаты к груди, словно на дне озера она могла прочитать свою судьбу.